Все на пенсию идут".
Никита Джигурда. "Перестройка".
Ровно 30 лет назад - 25 апреля 1989 года - на пленуме ЦК КПСС Горбачев вынудил выйти из Центрального комитета партии более сотни представителей "брежневской гвардии". Каждого третьего от списочного состава ЦК.
Из книги М.С. Горбачева "Жизнь и реформы":
Авангард откатывается в арьергард
Все чаще звучала мысль, что выборы отразили новые реальности, КПСС отстает от жизни, а партийная номенклатура становится тормозом реформ.
Действительно, в своих поездках я все больше чувствовал, что управленческие и партийные структуры нажимают на тормоза. Перемены воспринимали как угрозу быть оттесненными от власти и делали все, что могли, чтобы этому помешать. В этом и был просчет: надо было менять стиль, делать дело, быть ближе к людям. А они продолжали править, отсиживаться в кабинетах. Копить злобу, поскольку мною было сказано в открытую на всю страну (а уж на закрытых встречах тем более): те, кто не хочет перестраиваться, идти в ногу с жизнью, останутся на обочине. Выборы показали, «по ком звонит колокол».
Признаюсь, я тяжело переживал то, что обнаружившееся «недомогание» партии перешло в неизлечимую болезнь. Будучи зачинщиком перестройки, видя главное дело жизни в демократизации нашего общества, я в то же время как Генеральный секретарь КПСС был обязан и искренне хотел, чтобы партия возглавила этот процесс, не становилась в оппозицию к нему. Казалось бы, для этого было сделано немало.
После XXVII съезда трижды сменился состав райкомов и горкомов, практически полностью обновились советские органы. После январского Пленума ЦК 1987 года произошла смена первых секретарей на альтернативных выборах, многие «старожилы» ушли на пенсию. Но у руля становилась вторая, третья или даже четвертая «команда», а дело шло по старинке. Так сильна была закваска. Так прочно вбивались в головы догмы марксизма в упрощенной сталинской интерпретации.
Выборы выявили, что авторитет КПСС упал сразу же, как только ее перестали бояться, поверили, что господство партии больше не подкрепляется насилием. С этого момента люди оказывали доверие коммунистам уже не как представителям могущественной властной структуры, а как личностям. Хороший ты человек, порядочен, умеешь работать — поддержим. Партийная масса стала отделяться от партийной бюрократии. И вот поразительный результат: в распоряжении местного начальства практически все газеты, радио, телевидение, транспорт, армия агитаторов, кабинеты, дома культуры… а оно сплошь и рядом терпит поражение от вчера еще никому не известных людей.
Я рассказал о почти единодушном мнении членов Политбюро — не делать оргвыводов из неудачи партийных руководителей на выборах. Но партийное товарищество или человеколюбие не могут долго противиться суровым жизненным реалиям. Приговор избирателей для многих оказался окончательным и не подлежащим обжалованию в ЦК. Даже при том, что Москва не требовала немедленной отставки провалившихся на выборах партработников, они вынуждены были один за другим уходить сами — по требованию коммунистов, под давлением общественности, из чувства самосохранения.
Встал вопрос и о серьезном обновлении состава Центрального Комитета. После XXVII съезда прошло не так много времени, но многие члены ЦК оказались уже вне активной деятельности, перешли на пенсию (из 303 членов ЦК — 84 пенсионера, из 157 кандидатов в члены ЦК — 27). С другой стороны, на руководящие должности было выдвинуто много людей, не входивших в высший орган КПСС.
Разумно было обновить состав ЦК за счет кандидатов, а также кооптации. Сначала я провел беседу с бывшими членами Политбюро (остававшимися в ЦК), потом встретился со всеми членами ЦК, вышедшими на пенсию. Изложил им ситуацию и деликатно, в форме совета, подвел к пониманию того, что нужно дать дорогу вновь пришедшим партийным руководителям и активистам. Должен сказать, «старики» встретили это с достоинством, никто не сетовал. Они и сами отдавали себе отчет, что пора уходить на покой. К тому же мы вовсе не хотели лишать этих людей, много поработавших на страну, участия в делах. Предполагалось включить некоторых в состав созданных при ЦК комиссий, привлекать других для совета, чтобы использовать богатый жизненный опыт и поддержать морально.
В общей сложности ушло 100 с лишним человек, и это позволило перевести в члены ЦК большую группу кандидатов. А вот с кооптацией ничего не получилось. Лигачев и другие стали убеждать меня, что она неприемлема, в условиях развивающейся демократии надо строго соблюдать принципы, это будет отрицательно воспринято коммунистами и т. д. Признаюсь, у меня к тому же не было уверенности, что мы сумеем сделать правильный выбор — начнутся споры в Политбюро, каждый постарается продвинуть своих фаворитов.
Короче, решили отказаться от кооптации, и это, конечно, была ошибка. Тогда ведь и можно, и нужно было ввести в состав ЦК принципиальных сторонников курса на углубление реформ, сделав таким образом решительный шаг к перестройке самой партии. Во всяком случае, резко изменилось бы соотношение прогрессивных и консервативных сил в высшем партийном органе, иной была бы атмосфера на пленумах.
Обсуждалась перед Пленумом и целесообразность коллективной отставки Политбюро с последующим избранием нового руководства. Рыжков не то что выступил с таким предложением, а просто предупредил, что этот вопрос может быть поднят и Генеральному секретарю надо быть готовым. Я считал, что сейчас не время для рискованных экспериментов. При тогдашнем составе ЦК было бы наверняка избрано более консервативное Политбюро. В нем не было бы Яковлева, Медведева, наверное, Шеварднадзе, не исключено, и генсека.
Пленум состоялся 25 апреля.
Речь об отставке Политбюро на Пленуме не заходила, а вот тревожные настроения партноменклатуры выразились в полной мере. Прямой или косвенной темой выступлений были, разумеется, прошедшие выборы. У одних просто прозвучало разочарование их итогами для партии и себя лично. Другие говорили об этом в явно обвинительном тоне по адресу руководства, которое «довело до такого безобразия» своими экспериментами с демократией. Самым резким было, пожалуй, выступление Александра-Мельникова — заведующего строительным отделом ЦК. У меня было о нем мнение как о человеке думающем и волевом, склонном к нововведениям. Может быть, эти оценки и были верны в общепринятой тогда системе координат, но они, увы, утратили силу в радикально изменившихся обстоятельствах.
Ведь и немало других партийных руководителей выглядели отчаянными новаторами в 70-е годы. Поэтому Брежнев и Капитонов предпочитали «засылать» их подальше от Москвы, а с приходом Андропова и Горбачева этих «возмутителей спокойствия» начали призывать в руководство партией. Но постепенно стало обнаруживаться, что их новаторство носит, так сказать, внутрисистемный характер, не смеет выйти за установленные пределы и поставить здравый смысл выше догмы.
Честно скажу, я слушал Мельникова с удивлением и досадой — как раз потому, что не ожидал от него такой, позволю себе грубоватое выражение, твердолобости. Правда, он еще не набрался духа обвинить меня и моих соратников в предательстве — в этом наши фундаменталисты будут упражняться несколько позднее. Но прозрачно обвинил руководство в том, что оно ведет партию к краху, поскольку изолировано от народа и занято прожектерством, не знает, чем живет страна, что делается на местах. Это прямо перекликалось с тем, что говорил Лигачев на Политбюро, — думаю, что и выступление Мельникова было подготовлено не без участия Егора Кузьмича. Позднее он этим занимался (в духе худших старых традиций) основательно, чтобы организовать критику генсека «снизу».
Перед Пленумом, на Политбюро, было решено дать более подробную, чем обычно, информацию о его работе. А тут мне пришло в голову, что как раз сейчас надо довести до общества полный «расклад сил» в партийном руководстве: пусть люди знают, кто есть кто. Это не было внезапным импульсом, я давно склонялся приподнять завесу секретности, отделявшую власть от народа. В данном же случае позиция ретроградов в ЦК меня подтолкнула внести предложение о полной публикации дискуссии на Пленуме.
Послышались голоса одобрения, но было заметно, что большинство встретили это без восторга. Не только потому, что агрессивно выступавшим секретарям не очень хотелось попасть «на язык» демократической прессе. Для многих это было равнозначно отказу от одной из наиболее важных привилегий партийной верхушки. Но и выступить против никто не посмел. Была, правда, внесена поправка: опубликовать с комментарием. Нет, возразил я, без всяких комментариев, пусть люди сами думают, да и пресса откомментирует. Мой расчет оправдался: в обществе увидели реальную картину положения вещей в ЦК КПСС и в какой обстанбвке приходится работать генсеку.
Как водится, итоги Пленума обсуждались на заседании Политбюро. Все оценили их положительно, хотя было очевидно, что определившиеся в составе руководства группировки вкладывают в свое одобрение неоднозначный, если не полярный смысл. Лигачев предложил даже организовать в партии кампанию по обсуждению итогов Пленума, явно рассчитывая приструнить сторонников «демократической платформы», укрепить дисциплину, под которой прежде всего понималось безусловное послушание партийным лидерам и аппарату. А вот Шеварднадзе, выражая удовлетворение «состоявшимся на Пленуме прямым разговором», добавил, что ушел с него с чувством серьезной озабоченности. «У нас не сформировались кадры новой формации. Настроение партийного актива настораживает, его надо менять. Мы не услышали серьезной, продуктивной программы действий. Не было конструктивных планов, кроме одного-двух выступавших. Все валили на центр, на перестройку. Неформалы опережают кадры, они ведут конкретную работу со школьниками, студенчеством, даже с националистами. Идет реальная политическая борьба, а наши работают с картонными активистами. Общество настроено радикально. Надо спорить, доказывать, или придется сажать. Вот требуют исключать тех, кто выступил как-то не так, а это же тысячи людей!..»
Выступил с пространным заключением и я. Предстояло ведь с этим составом руководства готовить XXVIII съезд, а это требовало если не «благостного» идейного единства (такого не было никогда, тем более теперь), то, по крайней мере, согласия о программе действий на ближайший период. Я и постарался ее сформулировать в общих чертах, исходя из того, что уже было продумано в плане подготовки к Первому съезду народных депутатов. И подчеркнул, что для партии сейчас главное — помогать решению практических проблем, овладеть новыми методами, «идти в народ», на митинги, не отсиживаться в кабинетах, учиться работать в условиях демократии.
«Перешагнув» через Пленум, надо было двигаться дальше, готовиться к незаурядному событию в жизни страны — Первому съезду народных депутатов после первых свободных выборов. Спустя два дня после Политбюро, 27 апреля, я собрал «узкий круг», чтобы еще раз продумать все детали. Тут ведь дело не сводилось к написанию речей, нужно было выступить с концепцией формирования новой власти. И не просто заготовить проект закона, который будет, как в прежние времена, без всяких «выкрутас» единодушно проголосован «дисциплинированными депутатами». Мы уже знали, что с самого начала придется столкнуться с напористой оппозицией, которая воодушевлена своим несомненным успехом на выборах и будет рваться в бой. А как поведет себя основная масса депутатов — полной ясности не было.
Уж не помню, кто первым об этом сказал, но все поддержали: отныне съезды народных депутатов, а не съезды КПСС становятся главными политическими форумами, определяющими жизнь страны. Это был крутой поворот, настоящая смена вех, за которой должна последовать постепенная замена старых институтов власти, да и ее символики.
Вадим Медведев об апрельском ( 1989 года ) пленуме ЦК.
Из книги "В команде Горбачева":
"Ситуация в стране требовала принятия неординарных мер, которые могли бы ответить на ожидания общественности, сохранить политическую инициативу в руках руководства. В связи с этим уже сразу после выборов поднималась тема отставки Политбюро. О ней говорил Рыжков: Генсеку следует подумать о таком варианте. Я добавил, что об этом должен подумать и каждый из нас. О коллективной отставке Политбюро, чтобы развязать руки Генеральному секретарю, говорил и Шеварднадзе, мотив возможной личной отставки звучал у Слюнькова.
Но Горбачев не воспользовался этой идеей, а выдвинул вариант обновления состава ЦК и ЦРК. Из-за интенсивной смены руководителей прослойка пенсионеров превратилась в мощный пласт — 83 члена ЦК из 301. Состав руководящих органов партии ассоциировался в общественном мнении с доминированием в партии догматических, консервативных сил.
Разговор Горбачева с этими товарищами был максимально открытым и честным. Соображения Политбюро были встречены ими с полным пониманием. Выступавшие, правда, высказывали опасение, как бы их уход не был воспринят как демонстрация или дезертирство, чтобы после этого их не стали пинать вслед. Такие гарантии были даны.
Подготовленное тут же старым «идеологом» Зимяниным с моим участием обращение к ЦК КПСС с просьбой об отставке подписали 110 членов руководящих органов, включая недавних коллег по Политбюро и старейших деятелей-Громыко, Соломенцева и других. Поставили свои подписи затем и те, кто не смог по болезни и другим причинам присутствовать на этих собраниях, — все, кроме Славского — бывшего министра среднего машиностроения, и, таким образом, в составе ЦК остался один человек старше 90 лет.
Пленум, проходивший 25 апреля, оставил двойственное впечатление. Члены ЦК по достоинству оценили шаг своих коллег, решение по их обращению принято единогласно. Одновременно 24 человека переведены из кандидатов в члены ЦК. Эти решения восприняли в стране и в мире, как крупную политическую акцию, свидетельствующую о том, что партия самокритично и реалистически оценивает свою деятельность, проводит перегруппировку сил.
В то же время на Пленуме выплеснулась вся горечь поражения многих партийных руководителей на мартовских выборах, поднялась настоящая волна демагогии, стремления свалить вину на деятельность верхов, на «разлагающую» роль средств массовой информации и т. д. Это было по существу первое массированное выступление консервативных сил в партии против горбачевского руководства, против перестройки. Со всей остротой встал вопрос об ускорении процессов демократизации в партии, а в связи с этим — о приближении ее очередного съезда."
https://www.litmir.me/br/?b=119167&p=26
=========
Материалы Пленума можно прочитать тут:
https://m.facebook.com/groups/152590274823249?view=permalink&id=1654497637965831
Аннотация Романа Синельникова:
Материалы Пленума Центрального Комитета КПСС, 25 апреля 1989 г. — М.: Политиздат, 1989.
Моя аннотация:
В повестке дня Пленума значился организационный вопрос: обновление состава ЦК КПСС в связи со сложением полномочий большого числа его членов, ранее вышедших на пенсию по возрасту или состоянию здоровья. Однако острота момента (Пленум состоялся через месяц после первого тура выборов народных депутатов СССР и за месяц до открытия Первого съезда народных депутатов) заставила участников выйти за предложенные рамки. Это первый Пленум ЦК КПСС эпохи перестройки, на котором прозвучала критика в адрес Генерального секретаря, и первый за тот же период Пленум, выступления в прениях на котором были на следующий же день опубликованы в газете «Правда», а впоследствии и в данной брошюре.
=================================
Приглашаю всех в группы «ПЕРЕСТРОЙКА - эпоха перемен»
«Фейсбук»:
https://www.facebook.com/groups/152590274823249/
«В контакте»:
http://vk.com/club3433647
===================
=============
Апрельский Пленум ЦК КПСС состоялся 25 апреля - на третий день после выхода программы, в понедельник.
С высокой трибуны звучали грозные окрики в адрес Марка Захарова и журналистов "Захарова":
Из выступления Г.А. Жукова (Кандидат в члены ЦК КПСС, персональный пенсионер) :
Недавно, к примеру, «Фигаро-магазин» опубликовал статью под заголовком «Последует ли Ленин за Сталиным на помойку истории?», и там сказано: хорошо, что Сталин развенчан, но плохо, что в Советском Союзе не решаются развенчать также и Ленина. И вот на днях я смотрю передачу телевидения «Взгляд» и слышу выступления наших товарищей, которые, словно откликаясь на эту подсказку, заявляют: видите ли, зря в Мавзолее находится тело Ленина и пора уже подумать о том, чтобы переделать Мавзолей в "пантеон", где хоронили бы деятелей нашей партии. Почему наше телевидение - государственное, партийное телевидение! - позволяет себе такого рода выступления? О чем думают нынешние солдаты идеологического фронта, стоящие на этом участке?
Из выступления Г.С. Бобовикова (Кандидат в члены ЦК КПСС, первый секретарь Владимирского обкома КПСС):
У меня тоже вызвало глубокое возмущение -когда в день рождения Ленина заговорил вдруг Марк Александрович Захаров, как выносить Ленина из Мавзолея, предавать его земле или нет, как будто это действительно у нас частная какая-то лавочка, а не государственное телевидение. Мусолить такие вопросы, мне кажется, просто безнравственно. Ведь буквально наутро в партийные комитеты звонили люди и с недоумением спрашивали: как все это понимать? Чья это точка зрения?"
Из выступления А.П. Мясникова (Член ЦК КПСС, машинист экскаватора Коршуновекого горно-обогатительного комбината Иркутской области)
Многое пришлось слышать в нынешних условиях демократии и плюрализма, но то, что было высказано в телепередаче «Взгляд» о самом святом - о Владимире Ильиче Ленине, не только не понятно. Такой плюрализм я не понимаю и понимать не хочу. И хотелось бы спросить тех, кто об этом говорит: разве вы живете не на той земле, где Советская власть была завоевана кровью наших отцов и дедов?
В итоге главу Гостелерадио Аксенова было решено освободить от должности, а на его место назначить Михаила Ненашева. «А. Н. Аксенов после автомобильной аварии в те дни находился в больнице в тяжелом состоянии, – напишет в некрологе, посвященном ему, Валентин Лазуткин, зампред Гостелерадио при Михаиле Ненашеве и Леониде Кравченко. – Тем не менее он собрался с силами, пришел на Пленум ЦК, выслушал в свой адрес громовые речи, всю ответственность за случившееся взял на себя.
Из выступления А.Н. Аксенова (Член ЦК КПСС, председатель Государственного комитета СССР по телевидению и радиовещанию):
Как член Центрального Комитета партии, я несу полную ответственность за грубую ошибку, допущенную в передаче «Взгляд» от 21 апреля сего года, о чем говорили здесь товарищи Жуков, Бобовиков и другие. Этой ответственности с меня не снимает и тот факт, что я лично был в эти дни в больнице. Шокирующее заявление по поводу нахождения тела Владимира Ильича Ленина в Мавзолее и превращения Мавзолея в пантеон совершенно неожиданно было высказано в ходе передачи народным артистом СССР Марком Захаровым. Передача эта шла в открытом эфире, ничего подобного никто не ожидал. Этот факт получил у нас строжайшую оценку, обсужден и осужден на летучке работников Центрального телевидения. Из него извлекаются и будут извлечены должные выводы.
Вскоре Александра Никифоровича Аксенова освободили от занимаемой должности, формально — по собственному желанию и состоянию здоровья. Больше никого на Центральном телевидении не наказали». Со «взглядовцами» в «Останкино» после выхода программы общался идеолог Вадим Медведев.
Через три года после эфира в разговоре с корреспондентом «Известий» Захаров скажет, что не испытывал тогда страха. «Удалось в открытом эфире сказать то, о чем думают многие нормальные люди, – говорил он. – Когда мое выступление обсуждалось на пленуме ЦК КПСС, в семье возникло естественное волнение, но лично я быстро успокоился, обнаружив в публикации несколько опечаток: Александрович вместо Анатольевич и народный артист СССР вместо тогдашнего РСФСР. Учитывая мощную группу проверки в газете “Правда”, сделал вывод: ошибки пропущены специально, чтобы хоть в узких театральных кругах возникло ощущение некомпетентности моих критиков союзного значения».
Тема захоронения вождя вновь будет обсуждаться через два с половиной месяца. К этому лично Михаила Горбачева призовет писатель Юрий Карякин, выступая 2 июня на I съезде народных депутатов: «Сам Ленин хотел быть похороненным возле могилы своей матери на Волковом кладбище в Санкт-Петербурге, и, естественно, Надежда Константиновна и Марья Ильинична, сестра его, хотели того же; их не послушали». Говорит, что против этого решения можно найти много причин, но «человеческих доводов нет ни одного».
«Взгляд» вскоре вернется к теме Ленина. «Любая программа – это компромисс. К примеру, в мае не пустили в эфир сюжет о заводе, который с 72-го года занимается производством скульптуры Ленина высотой 28 метров, – вспоминает Любимов. – Брежнев сказал: «И я такую же хочу», увидев американскую Статую Свободы. «Только чтоб это был Ленин и стоял во Владивостоке». Нам все-таки удалось «выдать» этот сюжет 16 июня, после того, как у нас на руках оказался козырь – местная газета с напечатанным официальным решением отказаться от спесивой монументомании».
3 февраля 1990-го, в эфире «Взгляда» Владислав Листьев вместе с историком Владленом Логиновым обсуждают отношение к Ленину в обществе. «Об этом был разговор на идеологическом совещании, которое прошло несколько дней назад, и, в общем, мнения были таковы: авторитет Ленина прямо зависит от хода перестройки, и тот факт, что мы топчемся на месте, определенное влияние оказывает», – полагает Логинов. Он уверен, что к этому имени будут возвращаться и через 50 лет, и через 200, и, ссылаясь на социологические данные за несколько лет, говорит: «В основной массе населения это очень высокий и устойчивый уровень <авторитета>, и пока он не меняется».
С прорывом в отношении к Ленину связан выход в свет новых демократических изданий. Бывший главный редактор журнала «Столица» Андрей Мальгин спустя годы вспоминал, что приурочил выпуск первого номера к 1 августа 1990 года, ко дню вступления в действие закона «О печати». «При существовавшем Главлите, при цензуре этот номер, конечно, выйти не мог, – говорил он в интервью Slon. – Там была напечатана, например, юмореска Аркадия Аверченко о Ленине («Приятельское письмо Ленину от Аркадия Аверченко»). А цензура ничего, что касалось Ленина, не пропускала. Кстати, после [выхода] этого номера мне позвонил Егор Яковлев, с которым мы были хорошо знакомы и который о Ленине много писал. Попенял, что же я так, что, мол, все-таки нужно стремиться к ленинским нормам. «Московские новости», сказал он, никогда не опустились бы до того, чтобы говорить о Ленине плохо».
В этом же году знаковой становится публикация Владимира Солоухина «Читая Ленина», опубликованная в журнале «Родина».
Тема захоронения останков вождя с тех пор поднималась постоянно. В октябре 1989-го, перед техническим закрытием мавзолея с 10 ноября по 15 января, доктор Сергей Дебов, директор научно-исследовательской лаборатории при Мавзолее Ленина, с 1950 года следивший за состоянием тела, высказал несогласие с теми, кто призывает к захоронению: они хотят похоронить ленинизм. Идею захоронения Ленина, по данным «Коммерсанта», позже, в 1991 году, поддержал мэр Санкт-Петербурга Анатолий Собчак, в 1993 году — мэр Москвы Юрий Лужков. В июле 1999-го Борис Ельцин в интервью газете «Известия» пообещал создать для этого специальную комиссию. В декабре 2000-го фракция СПС предложила создать на месте мавзолея мемориальный комплекс в память о жертвах политических потрясений ХХ века. Однако в июле 2001 года против захоронения выступил Владимир Путин. Он сказал: «Для многих людей это означало бы, что они поклонялись ложным ценностям, что ставили перед собой ложные задачи и что их жизнь прожита зря». Дискуссии о захоронении продолжаются, однако тело Ленина по-прежнему находится на Красной площади.
Источник: http://gorbymedia.com/post/04-21-1989
Взгляд (21 апреля 1989 года)
Марк Захаров о захоронении Ленина.
https://youtu.be/CaifQ7dw-S4
https://vk.com/video-3993353_456239024
=============================
Приглашаю всех в группы «ПЕРЕСТРОЙКА - эпоха перемен»
«Фейсбук»:
https://www.facebook.com/groups/152590274823249/
«В контакте»:
http://vk.com/club3433647
=========================
