В течение практически всего 1986-го и первой половины 1987 года, Горбачев при поддержке наиболее "продвинутой" части Политбюро попробовал снять с канонической социалистической экономики хотя бы некоторые вериги административного диктата.
Однако даже первые шаги в этом направлении - попытки стимулирования личных хозяйств в деревне, разработка закона об индивидуальной трудовой деятельности, а позднее и закона о кооперативах, призванные снять железную узду с частника, - натолкнулись на враждебно-настороженное отношение в Политбюро. Несколько его членов, в частности М.Соломенцев и В.Чебриков, высказали опасения, что поощрение индивидуального хозяйства подорвет колхозы и вообще "бросит тень" на коллективизацию.
На одном из заседаний Политбюро 20 марта 1986 года Горбачев не выдержал:
"Да что ты говоришь, - набросился он на своего тезку - Михаила Сергеевича Соломенцева. - Посмотри, ведь отовсюду сообщают: в магазинах ничего нет. Мы все боимся, не подорвет ли личное хозяйство социализм. А что его подорвут пустые полки, не боимся?"
"Вот проблема индивидуальной трудовой деятельности, особенно в сфере услуг. Ведь у нас это могут на корню задушить. Надо смелее, быстрее действовать. У нас... подпольная экономика появилась, воровство приняло непомерные масштабы. И тут хранители чистоты теории марксизма-ленинизма молчат. А как что-нибудь пытаемся сделать, поднимают крик - отступление от социализма!..
Не подорвем ли мы этим колхозы! Видите ли, социализм под угрозой окажется!.. Надо включить нестандартные подходы. Где-то прорвется частник. Ну и что?
Мне, вот, сообщили, что на Валдае, в Новгородской области магазины пусты и этого не боятся. А если кто-то что-то хочет сделать, чтобы они не были пустые, сразу поднимается паника...
Правда, могут сказать, что на почве самофинансирования возникает какая-то новая форма собственности. Как тут быть? Опять ведь "угроза социализму"?.. И вообще полный хозрасчет, доведенный до логического конца, ставит много вопросов. И банкротства могут появиться. И практически придется разбираться в разнице между государственной и коллективной собственностью...
На нас давят инструкции, душат всякую инициативу. То, что можно отменить, надо отменять сразу. И как минимум, чтобы люди, которые хотят работать творчески, не попадали в тюрьму..."
...Вопрос о реальном сокращении разорительных для экономики военных расходов никак не удавалось перевести в практическую плоскость. Дело в том, что Горбачев и его окружение попросту не представляли истинных масштабов затрат на содержание армии и ВПК. Только заняв кресло генсека и не без труда преодолев сопротивление военных, неохотно делившихся информацией даже с высшим партийным руководством, Горбачев начал осознавать, сколь тяжелую ношу несет государство, заботясь о "защите Родины". "Вообще, с этой оборонкой мы докатились", - воскликнул как-то генсек на заседании Политбюро, призвав своих коллег "не пасовать перед генералами, которые боятся, что им нечего будет делать. Пусть успокоятся, еще на 4-5 поколений им работы найдется. А то шипят, что мы разрушаем оборону страны, когда 25 миллионов жителей живут ниже уровня, который мы сами объявили прожиточным".
...Осенью 86-го, Горбачев наседает в Политбюро на Ельцина: "Борис Николаевич, закрывай конторы в подвалах, выселяй оттуда чиновников и бездельников, отдавай все это под кафе, молодежные клубы, помещения для студенческих встреч". Несколькими месяцами позже, добившись одобрения на Пленуме ЦК плана экономической реформы, Михаил Сергеевич "навалился" уже на Рыжкова, требуя от него радикальных шагов, призывая "отказаться от полумер".
Зрители, приготовившиеся было увидеть очередной политический спектакль из жизни советской верхушки, поначалу с недоверием отнеслись к тому, что их позвали на представление, а некоторые принялись освистывать режиссера.
Однако сюжет оказался захватывающим, и все постепенно втянулись в игру.
Однако время шло, а обещанные обществу перемены все не происходили. Члены нового "узкого круга" начали нервничать. "Какой вопрос ни возьми, - жаловался на заседании Политбюро Н.Рыжков, - все в воду. Я думал, съезд создаст перелом. Линия ясная, а дело делать не получается. Или мы перестроим людей, или надо начинать гнать". Горбачев живо откликался: "Если не обеспечим поворота, загубим дело". В мемуарах он цитирует письмо университетского однокашника, который пишет ему из Горького: "Миша, знай, здесь ничего не происходит". После поездки в Тольятти рассказывает на заседании Политбюро: "Очень тяжелое впечатление от обкома и городского руководства. Заелись. Партийный аппарат страшно обюрократился. Боли нет за народ".
Из этих впечатлений складывался общий неутешительный итог, который он формулирует на заседании Политбюро 24 апреля 1986 года через два месяца после съезда: "Получается опять говорильня. Реальные дела захлестывает бумага. Самое опасное в нынешней ситуации - инерция". И делает первый оргвывод: "Начинать надо с головы. Сокращать аппарат, пусть сами потонут в своих бумагах. Иначе произойдет то же, что с Хрущевым, которому аппарат сломал шею."
"После 27 съезда мы попробовали двинуться сразу по нескольким направлениям, - рассказывал Михаил Сергеевич в своих мемуарах - приняли закон о предприятии, имея в виду подтолкнуть экономику на полный хозрасчет. Попробовали развернуть движение за "три С" -
самофинансирование, самоуправление и самоокупаемость. Начали вводить договорные цены и сокращать "госзаказ". И все это застревало. Номенклатура сопротивлялась отчаянно, потому что это означало изменение существующего порядка. Причем номенклатура разная - не только партийная, но и хозяйственная, и военная - генералитет и все, кто был связан с ВПК. Ведь это был элитарный сектор экономики, со своими привилегиями, самым современным оборудованием, самым лучшим снабжением, с хорошо обеспеченной жизнью в закрытых городах. А тут вдруг им на голову какая-то реформа. Пошли разговоры, что руководство не справляется, что от Горбачева надо избавляться. В этих условиях мы в Политбюро начали искать способ не только гарантировать необратимость перестройки, но и обозначить новый этап".
В подобных выражениях он характеризовал проблемы первого этапа перестройки.
...Уже в июне 1986 года на заседании Политбюро он начал формулировать ориентиры своей новой политики. "Аппарат, в котором засела бюрократия, - бушевал на Политбюро Горбачев, - стремится скомпрометировать перестройку". В адрес самой партии, которая "начала перестройку", еще отвешивались дежурные поклоны. Однако "аппарат", а в условиях тогдашнего Советского Союза это означало всю управленческую структуру, был зачислен в категорию политических саботажников. "Чиновничество ничего не может, - рубил он. - Люди так привыкли к указаниям сверху, что их, может быть, придется принуждать к самостоятельности".
С самого начала своего правления Горбачев вводит в практику поездки по вверенной ему стране. В ходе этих вояжей новый генсек сполна познал "радость" общения с местным руководством и воочию убедился в его неспособности и нежелании воплощать в жизнь его (Горбачева) замыслы. Старые кадры не могли и не хотели решать новые задачи.
Подавляющее большинство местных партбонз воспринимали перестройку только как очередную пропагандистскую кампанию и лишь с нетерпением ждали: когда же, наконец, все успокоится и войдет в старую привычную колею. Такую ситуацию часто сравнивали с тайгой: вверху шумит, а внизу - тишина.
Но Генеральный секретарь отступать не собирался и повторял, что "достигнутое пока ни в коей мере не может нас удовлетворить. Мы находимся в самом начале перестройки, главное еще впереди". К этому он добавлял: "Косметическим ремонтом, штукатурными работами не обойтись. Предстоит огромная перестройка во всех сферах. Это задача исторического масштаба. Начался новый этап в развитии общества". Стоит заметить, что все это говорилось в 86-м (!) году.
При этом он не устает повторять: "Каждый должен начать перестройку с себя". А "перестроиться - значит работать и жить по совести, решительно отказаться от старых привычек и методов". Иными словами, как писал Чехов, выдавливать из себя по капле раба. Но для тех, кто всю жизнь по капле выдавливал из себя Чехова, это была задача не из легких…
На XXVII съезде КПСС в начале 86-го Горбачев бросает вызов всем "саботажникам" перестройки: "Трудно понять тех, кто выжидает или, уподобляясь гоголевскому персонажу, строившему всевозможные прожекты, практически ничего не делает и не меняет. С позицией работников такого рода мира не предвидится. Нам просто с ними не по пути".
В июне, на встрече с секретарями и зав. отделами ЦК, Генеральный секретарь произносит довольно крамольные для них слова: "Без "малой революции" в партии ничего не выйдет, ведь реальная власть - у партийных органов. Сейчас народ поверил в перестройку, он за нее горой. А начальство боится дать людям развернуться. Народ не будет тянуть на своей шее аппарат, который нечего не делает для перестройки".
И вот 31 июля в Хабаровске Горбачев сказал как об уже принятом решении: "Очередной Пленум Центрального Комитета партии мы решили посвятить кадровой политике". О боевом настрое Горбачева говорило ужесточение его риторики: "Немало и таких, кто не принимает перестройку. Она им, как говорится, не по нутру. Главная забота у них - сохранить старые, отжившие порядки, сохранить свои привилегии. И только сейчас мы приступили к тому, чтобы по-настоящему предъявить им требования".
... В том же 1986 году Горбачев скажет своему помощнику А.Черняеву: "Я пойду так далеко, насколько будет нужно, и никто меня не остановит".
В этот критический для дальнейшей судьбы Перестройки момент Горбачев устоял перед двойным соблазном: он мог по-брежневски смириться с обстоятельствами и, "освежив" фасад режима, отказаться от реальных попыток сдвинуть с места оказавшуюся неподъемной глыбу реформирования Системы. Этого ждала от него правящая номенклатура, пережившая разных реформаторов и успешно похоронившая не одну потенциальную реформу. Мог ринуться в популистские импровизации и соскользнуть в ловушку приказного и внешне радикального административного реформаторства. Это могло хотя бы на время поднять планку его популярности - ведь наш народ привык видеть в своих руководителях царей и вождей и ждать, что очередной "хозяин Кремля" уволит, разгонит, накажет кого надо, то есть наведет наконец в стране "порядок".
Он не сделал ни того ни другого и у тех и у других заслужил репутацию колеблющегося и нерешительного политика. Однако именно таким способом он сохранил для себя и для общества шанс двинуться дальше. Как считает А.Яковлев, "во многом преобразования были обречены на непоследовательность.
Последовательный радикализм в первые годы перестройки погубил бы саму идею всеобъемлющей реформы". Этого не произошло, потому что Горбачев осознал:
задуманная им революция только тогда будет иметь шансы на успех, когда главным действующим лицом в ней станет само общество. Чтобы прийти к такому выводу, ему пришлось переформулировать один из вечных вопросов российской политики - "Что делать?" в "Как делать?", то есть поставить на первое место не содержание реформ (здесь у него еще не было полной ясности), а метод их осуществления.
Зрители, приготовившиеся было увидеть очередной политический спектакль из жизни советской верхушки, поначалу с недоверием отнеслись к тому, что их позвали на представление, а некоторые принялись освистывать режиссера.
Однако сюжет оказался захватывающим, и все постепенно втянулись в игру.
====================
Приглашаю всех в группы «ПЕРЕСТРОЙКА - эпоха перемен»
«Фейсбук»:
https://www.facebook.com/groups/152590274823249/
«В контакте»:
http://vk.com/club3433647
====================
Из комментариев в Фейсбуке:
