Ну, во-первых, они разделяли известные иллюзии — они разделяли мысль о том, что можно жить без дракона. А впоследствии, кстати, как в фильме, в финале и происходит, поняли, что единственный способ победить Дракона — это завести своего собственного. Так что свою-то эволюцию как раз Марк Анатольевич предсказал очень точно в финале.
Я хочу сказать, что носителем истины в фильмах Захарова (ну, просто такова их структура) чаще всего становится не герой Абдулова, а герой Янковского. Янковский — носитель мудрости. И не просто так Янковский сделан сначала волшебником, потом — Свифтом, скептиком, а потом — драконом. Это очень неслучайная вещь, расстановка ролей здесь принципиальная. И необходимость иметь своего дракона, который в финале фильма уводит детей, — это довольно глубокая рефлексия, довольно глубокое понимание ситуации. И фильм «Убить дракона» гораздо мрачнее, чем пьеса Шварца.
«Убить дракона» — это инфинитивное выражение, герундий, такой, я бы сказал, довольно амбивалентный грамматический конструкт. «Убить дракона» — это и повеление, и как бы некоторая задумчивость на тему «А можно ли это сделать вообще?». «Убить ли дракона» — некая сослагательность здесь есть.
И дракон, конечно, не убит. Захаров действует по шварцевской формуле: если дракона нельзя победить, надо завести собственного. Возможно, Путин представляется ему, как и многим другим, оптимальным вариантом. А потом, понимаете, «ну и в прошлом нет причины нам искать большого ранга». А где у нас художники демонстрировали нам сопротивление властям? Мы знаем очень немногих художников, которые сопротивлялись, а потом, в конце концов, они приходили, подобно Андрону Кончаловскому… Андрею, пардон, приходили к мысли о том, что «мы стоим на евразийской геополитической плите», «а нам нельзя иначе», «а Путин опирается на народ», «а если сам народ так хочет?». Это очень такая удивительная вещь.
https://echo.msk.ru/programs/odin/2122648-echo/
