О.Пашина
― Сергей Алексеевич, у меня такой вопрос, может быть, немножко необычный, но, мне кажется, это будет интересно и полезно услышать тем, кто сейчас ностальгирует по тем временам. Предположим тогда путчисты победили бы. Как все было бы сейчас – можно пофантазировать как-то проанализировать, себе представить, что было бы дальше?
С.Цыпляев
― Вы понимаете, какая вещь. Тогда ведь путчисты попытались в первую очередь заняться удержанием всех республик.
В.Дымарский
― А это возможно было?
С.Цыпляев
― А это югославский сценарий. Югославия же попробовала это делать, по крайней мере, перекроить границы. А это сотни тысяч погибших там, куча лет войны, и в результате Сербия потеряла часть своей территории.
Еще одна вещь — я хочу вернуться к воспоминаниям — очень важная: а где же была Коммунистическая партия-то, как сейчас говорят, опора, центр, казалось бы, скрепа всего этого процесса? Вот в такой одной из передач, наверное, к 10-летию выступал Юрий Павлович Белов. Он был членом бюро обкома Ленинградского, такой настоящий большевик-кремень. И он рассказывал, что собралось бюро. Пришла шифрограмма из Москвы, которая говорил, что нужно принимать все усилия по мобилизации ГКЧП. Организуйте работу на местах». Реакция первого секретаря Гидаспова: «Я чувствую, это провокация. Это желание разрушить Коммунистическую партию, втянув ее в это и в это». Решение: «Вызывать секретчика. Сжечь телеграмму и разойтись по домом». Вот и всё. Вот так Коммунистическая партия разошлась по домам целиком.
А вот остальные граждане, они, вообще-то говоря, не разошлись. Я же помню. Я был тогда в Петербурге. Ночью гроза. Меня будит мать утром, говорит: «Иди смотри телевизор. Что-то происходит». Я слушаю телевизор и понимаю, что да, это государственный переворот. Пришел приятель. Чего делать? Ну всё, надо идти в Мариинский. Пошли в Мариинский. Там уже собрались все депутаты. Никто их не звал, никто не приглашал, никто не кричал: «Это провокация!» Мы сели писать – депутаты союзные, российские резолюцию Ленсовета с осуждением и с поддержкой законной власти. Написали личное наше воззвание к народу, что это государственный переворот, что мы должны защищаться. Его передали по «Открытом городу» — тогда была радиостанция.
Мать моя, она прожила здесь всю блокаду и помнила суровые времена, она сказала маленькому сыну: «Ну все, папу мы больше не увидим». А реально картина была такая. Никто же не знал, чем это кончится: то ли лагерями, то ли вот так. И я могу сказать состояние: с одной стороны, глухая тоска, потому что все понимают, что дальше так жизнь невозможно, и не очень понимали, как можно жить; но понимали, что это конец, это какая, вообще, просто пропасть для страны и для поколения; а с другой стороны, возникало желание сопротивляться, а там будь, что будет.
И вот строили какие-то баррикады, каждый день тоже приходили оборонять Мариинский. Ну, конечно, понятно, что все решалось в Москве. И хорошо, что оно решилось так, практически бескровным вариантом, и дало возможность всем республикам двигаться самостоятельно. И если есть такая громадная тяга к созданию союза, как говорят – ну, давайте договариваться о новых возможностях, о новых основах.
...В 19-м году Максимилиан Волошин написал строчку: «Не в первый раз с мечтами о свободе мы строим новую тюрьму». Так ощущение, что он снова про нас написал, как мы с 91-го года мечтаем о свободе – и просто методично, и знаем, как, возводим тюремные стены, возводим соответствующие рвы и укрепления, а потом удивляемся, чего нам тут так зябко и холодно, да и баланда не очень вкусная.
У нас, вообще, простой выбор: либо борьба за империю и имперское перенапряжение и тогда уход с гонки за современное государство; либо сосредоточение на внутренних вопросах, глубокая модернизация, перезапуск экономического мотора и снова в гонку за теми, кто уходит уже далеко вперед.
В.Дымарский
― Из этой дилеммы очень трудно сделать выбор нашей власти, я думаю, поскольку первый путь из тех, которые вы сейчас обрисовали, он понятнее и он в большей мере обеспечивать власть властью. А второй путь – модернизация, пересмотра, реформ – он просто очень опасный, поскольку он ставит под удар власть, поэтому власть выбирает первый путь. Он популярный. Имперская идея популярная в нашем народе. Вот нам мешают, у нас враги вокруг и внутри, а мы вот будем идти к империи, а второй – мы уже проходили все эти ваши реформы.
С.Цыпляев
― Я могу сказать так, дело не только во власти. Если бы только было дело в этом. Вы помните, вот прогоним сейчас самодержавие и заживем! Вот прогоним большевиков и опять все будет замечательно! А уж демократов прогнали – ну просто счастье наступило! Счастье не наступает, потому что дело-то в нас, вообще, дело в состоянии умов, и какие идеи овладевают массами. До тех пор, пока эта мысль, что самое главное, чтобы мы всем показали кузькину мать, чтобы мы всех могли держать силой будет, вообще-то говоря, главной, я думаю, мы будем испытывать большие трудности в новом современном мире. Если постепенно все-таки с приходом новых поколений разовьется ощущение, что можно совершить прорыв, поменяв подход к жизни, поменяв цели, я думаю, что этот прорыв получится.
Иногда происходит так. Ну, кажется, что уже ничего невозможно, полная безнадежность. Вдруг приходит новое поколение, откуда-то идет взрыв энергетики. Новое поколение не знает, что ничего невозможно сделать и в результате у них получается. Я, честно говоря, искренне хочу, чтобы эти новые поколения больше знали, как это все происходило, больше понимало, как все это было и чтобы у них, действительно, получилось.
http://echo.msk.ru/programs/year2016/1822526-echo/
Фильм Сергея Лозницы "Событие"
https://youtu.be/yIHMYJ7KUgc
Несмотря на то, что в картине освещаются события в Лененграде времен путча, звук зачастую записал с московских баррикад...
Забавен эпизод, в котором Собчак кричит "Володя, Володя!" подзывая к себе Путина, который в те дня отвечал за безопасность мэра северной столицы.