Художественный фильм «Русский дом» (1990)
30 лет назад - 1 ноября 1991 года - в столичном кинотеатре «Октябрь» состоялась премьера художественного фильма «Русский дом». Это был один из немногих голливудских фильмов, снятых в СССР.
В работе над фильмов принимал участие советский режиссёр Элем Климов. Ему была выражена благодарность в титрах фильма.
Пожалуй, это один из наиболее незаслуженно недооцененных фильмов с участием неподражаемого сэра Шона Коннери. Казалось бы, шпионский фильм с Коннери — что может быть банальнее. Конечно же, на ум приходит Бонд. Но у главного героя Бартоломью Блэра общего с Бондом довольно мало — он не дерётся, не стреляет и пьёт не мартини, а виски, да и девушка у него всего одна (зато Мишель Пфайффер).
Вообще актёрский состав — это первый плюс данного фильма. Ни Коннери, ни Пфайффер в представлении не нуждаются и играют, как и должно быть, на уровне. Помимо них нельзя не отметить Клауса Мария Брандауэра, как и в «Из Африки» Сидни Поллака он не потерялся на фоне звёздных коллег. Ну и Рой Шайдер и Джеймс Фокс на привычных вторых ролях — ни добавить ни убавить.
Сам фильм не совсем обычен для шпионской истории и прежде всего тем, как изображены Россия и русские спецслужбы. И это ещё один плюс. Здесь нет привычных гротескных штампов медведи-водка-цыгане-матрёшки и злобных дядек в советской форме. КГБшники тут вообще не показаны, они как бы остаются всегда где-то за кадром — так, на мой взгляд, гораздо правильнее. А чего стоят натурные съёмки в Москве — Мишель Пфайффер, которая стоит в очереди за туфлями в ГУМе и залезает в набитый под завязку троллейбус — довольно реалистично, для тех, кто помнит СССР.
Вообще натурные съёмки очередной аргумент в пользу фильма и заслуживают отдельного упоминания — Лондон, Монреаль, Лиссабон и Москва с Санкт-Петербургом. Для каждого города своя съёмочная группа. Не могу отвечать за другие города, но Петербург (Ленинград) показан великолепно. Город снят со знанием и любовью, ну и конечно большим профессионализмом. Даже в отечественных лентах он не всегда показан так удачно, что уж говорить об иностранных. Полюбуйтесь великолепной прогулкой Коннери и Брандауэра — Банковский мостик, Летний сад, Марсово поле, Дворцовая площадь, Петропавловка, набережные, арки, дворы.
Все сцены, снятые в бывшем СССР были сняты со всех ракурсов настолько достоверно и с повышенным вниманием к мелким деталям, что в эти моменты начинаешь воспринимать фильм, как наш добрый советский, насколько точно передана атмосфера СССР перестроечного 1990 года.
Фильм, скорее, придется по вкусу более зрелому поколению, которому не по наслышке известно, что такое Советский Союз и Перестройка, и окажется приятной находкой, потому что наша страна того периода показана там, действительно, на редкость политкорректно, достойно, с максимальным уважением и любовью.
Говоря о достоинствах ленты невозможно не сказать о великолепной музыке оскароносного Джерри Голдсмита. Она создаёт нужное настроение в нужном месте, с одинаковым успехом передаёт напряжение или придаёт моменту лиричности.
И ещё, на мой взгляд, картина достаточно политкорректна — здесь нет привычных хороших англичан и злодеев русских, все по-своему «хороши», просто англичане показаны немного погуманнее. А симпатии, безусловно, на стороне главных героев, которые по сути ни с теми ни с этими, а просто пытаются выжить между двух огней.
Этот фильм образует несвязаную друг с другом логическую «советскую» трилогию фильмов развенчивающих тему гонки вооружений, куда также входят «Четвертая война» Джона Франкенхеймера и «Охота за Красным октябрем» Джона МакТирнана.
Возможно, кто-то начнёт выискивать недочёты, нелепости или нестыковки. Я же даже не буду пытаться, этот фильм лучше воспринимать таким как он есть, не переходя на мелочность. Гораздо приятнее обратить внимание на некоторые милые или забавные моменты, например, как про квартирку в Лиссабоне, которая «конечно, небольшая, но по московским меркам очень даже ничего» или про то, что «он учился в ЛИТМО» — приятно, что британская разведка знает, оказывается, как расшифровывается ЛИТМО.
Наверное, за всё это я так и люблю этот фильм, а ещё за осознание того, что самое большое в мире простое человеческое счастье — это оказывается девушка Катя с двумя детьми и дядей Матвеем в придачу, а все эти шпионские игры по сравнению с этим такая ерунда…
surikata-n
Кассовый сбор фильма в мире $48 млн при бюджете $21.8 млн.
Фильм претендовал на «Золотого медведя» на Берлинском кинофестивале, а Мишель Пфайффер была номинирована на «Золотой глобус» за прекрасно сыгранную роль Кати Орловой.
Подробности о фильме тут:
http://seanconneryfan.ru/house.html
=============
Фильм можно посмотреть тут:
https://ok.ru/video/2013623355951
=========
Из комментариев в Фейсбуке:
Раиса Фомина
Мне посчастливилось общаться с Шоном Коннори в 1989 году, когда он снимался в Москве и Петербурге в фильме Фреда Скепси "Русский дом". Это были незабываемые 2 месяца. Коннери невозможно было нигде появиться - его все узнавали, к нему кидались люди с просьбами дать автограф, сфотографироваться с ним. Он сносил это очень достойно, совершенно спокойно, никому не отказывал. В ресторане Дома Кино на его столик посылали шампанское, вино и водку. Его жена, властная женщина очень маленького роста, поднимала на него глаза, и он немедленно ставил на стол рюмку, и кротким виноватым видом. Однажды, когда мы выходили из ресторана, Коннери сел на перила и скатился до первого этажа. На него и так все смотрели с восхищением, а этот трюк был встречен криками восторга. Несколько сцен снимали в Переделкино у моей подруги Ляли Пархоменко, тети Сергея Пархоменко. Я уговорила ее разрешить использовать дом, который идеально подходил под образ русского дома. В Москве было трудно с продуктами, еду привозили только звездам - Мишель Пфайфер, Шону Коннери, Клаусу Брандауэру и режиссеру. Пфайфер и Коннери отказались есть отдельно от угруппы, и тогда были организованы трейлеры из Финляндии, которые привозили еду на всю большую съемочную группу. Коннери в начале съемок попросил показать ему фильм Андрея Тарковского "Андрей Рублёв". Элем Климов, благодаря которому состоялся этот фильм, заказал в Госфильмофонде копию, и мы вдвоем с Коннери смотрели его в Белом зале Дома Кино, затаив дыхание. Я переводила ему фильм, но мне кажется, ему даже не нужен был перевод. Он был так увлечен фильмом, что не знаю, слышал ли он мой текст.
======
А вот кое-какие воспоминания о съемках:
https://www.corpus.ru/blog/fragment-knigi-vsjo-snachala-sergeja-parhomenko.htm
Режиссер фильма австралиец Фред Скепси. История съёмок фильма очень интересная, я ее как-то рассказывала в fb. Началась она в 1988 году, когда мы с Элемом Климовым встретились в НЙ с Полом Маслянски и Фредом Скепси. Они не могли получить разрешение снимать фильм в России. КГБ считало роман Ле Каре антисоветским. Элем сумел это разрешение пробить. Потом была длинная история съемок, уговоры соей подруги Ляли Пархоменко разрешить снимать несколько сцен у нее в доме в Поселке писателей в Переделкино. И многое другое. Незабываемая история…
«Шон Коннери прилетал в Москву в 1989 году и провёл в России 2 месяца на съёмках фильма «Русский дом». Мне посчастливилось много с ним общаться.
Вспоминаю много интересных и незабываемых историй, с ним связанным. Мы пришли на ужин в Дом Кино вскоре после его приезда в Москву. С его женой Мишелин, продюсером Полом Маслянским, режиссером Фредом Скепси.
Кинематографисты его, конечно, узнали и стали присылать. Нам на стол шампанское, вино, водку. Коннери хотел налить себе водки, но его жена бросила на него красноречивый взгляд, и он поставил бутылку на место. Я спросила Мишелин, как ей, такой Дюймовочке, удаётся управлять мужем. Она небрежно бросила: «А иначе я бы давно его бросила!»
После ужина Шон сел на перила лестницы и легко скатился по ним до первого этажа. Мы все только рты раскрыли.
И ещё он меня удивил тем, что при первой встрече сказал, что мечтает посмотреть
«Андрея Рублева» Тарковского. Я позвонила в Госфильмофонд, копию фильма привезли, и мы вдвоём фильм смотрели в зале. Я переводила фильм, а он смотрел его совершенно заворожённый. После фильма долго не мог говорить.»
20 октября 2017
Фрагмент книги "Всё сначала" Сергея Пархоменко
Всё сначала
Сергей Пархоменко
Всё сначала
КУПИТЬ
О том, как Шон Коннери восхищался варениками с вишней на даче автора в Переделкине.
1989
Гости Русского дома
Вареники с вишнями
Городок писателей,
Переделкино, СССР
Уже на подходе к нашим воротам я понял, что тут происходит нечто странное. Ворота были, несомненно, те самые, к которым я привык за все эти десятилетия дачной переделкинской жизни, — высокие, дощатые, глухие, относительно недавно выкрашенные в вечный свой коричневый цвет, — но теперь они были почему-то приоткрыты, и из-под них на проезжую дорогу торчали тонкие рельсы наподобие трамвайных, прибитые к плоским деревянным шпалам. Я переступил через эти рельсы, положенные прямо поверх асфальта, толкнул тяжелую воротину и вошел на наш участок.
Оказалось, что непонятная трамвайная линия протянута вдоль всей дорожки, от ворот до самой веранды, и четыре здоровенных бугая в синих грязноватых комбинезонах толкают мне навстречу тележку, а на ней установлена вышка, вроде той, на которой обычно сидит, глядя поверх сетки, волейбольный судья. На вышке укреплено легкое трубчатое кресло и огромная черная кинокамера с толстенным объективом полуметровой длины. Камера разворачивается на ходу, целясь в открытое окно нашей веранды. И по всему участку тут и там расставлены здоровенные жестяные софиты, каждый размером с бочку, заливающие неправдоподобно ярким желтым светом бревенчатые стены нашего дома, и застекленную веранду, и кусты жасмина вокруг, и стволы сосен чуть поодаль, и газон, и пионы, и флоксы, и плети винограда вокруг оконных рам, и сами окна, и стол с самоваром внутри, и людей за этим столом.
Я пошел к крыльцу, цепляясь через каждые два шага за толстые резиновые кабели, соединявшие всю эту низко гудящую, потрескивающую, словно от натуги, и пышущую жаром машинерию, но уже на полдороге мне навстречу решительно выставил плечо какой-то чужой мужик.
— Обождите минутку, — сказал он мне, — сейчас кадр доснимут, перерыв объявят, тогда войдете.
Через несколько минут откуда-то сбоку раздался пронзительный каркающий выкрик, софиты с лязгом выключились, тележка на рельсах остановилась, и отовсюду вдруг полезли незнакомые люди, которые, оказывается, затаились вдоль забора, за соснами и в тени гаража. Все они начали метаться по дорожкам и газону, задевая пионы, входя в дом и выбегая обратно, деловито, но совершенно бессистемно.
Я протиснулся на веранду.
Вокруг стола, уставленного, помимо самовара и прочих чайных принадлежностей, чудовищным количеством полупустых бутылок водки “Пшеничная”, дешевого дагестанского коньяка и невразумительного винообразного пойла с мутными зелеными этикетками (из закуски виднелась, однако, только пара утлых тарелочек с какими-то сырными обрезками), были рассажены человек пятнадцать, а за их спинами толклась целая толпа. Стоял возбужденный, нервный гомон.
Большая часть сидящих была мне не знакома, но я все-таки обнаружил среди них свою тетку Инну, двух интеллигентных соседок с нашей же дачной улицы, молодого человека по имени Слава, сожительствовавшего в ту пору с другой моей теткой — Лялей, собственно, владелицей этой переделкинской дачи, какую-то смутно знакомую телевизионную артистку с халой на голове, а также администраторшу из расположенного неподалеку Дома творчества писателей по имени Тамара. В дальнем углу, между Тамарой и незнакомым мне лысоватым типом профессорского вида, сидел человек, в котором я с изумлением узнал грандиозного Уильяма Баскервильского из только что посмотренной экранизации “Имени Розы”. А также Джеймса Бонда из “Никогда не говори никогда”. А также Амундсена из незабываемой “Красной палатки”.
В общем, не было никаких сомнений, что это был живой Шон Коннери. Собственной персоной. Настоящий.
Пока я неприлично пялился на мировую звезду, из глубины дома сквозь толпу вывинтилась тетка Ляля, с торжествующим видом вцепилась мне в локоть и принялась объяснять, что тут снимают голливудское суперкино (слова “блокбастер” в те времена еще не существовало) по роману самого знаменитого в мире детективщика — Джона Ле Карре.
— Это что-то такое про международный шпионаж, про разоружение и перестройку, называется “Русский дом”, я так и не прочитала, — быстро-быстро втолковывала она мне.
Оказалось, что это чуть ли не первый случай, когда настоящая голливудская группа явилась снимать кино про Россию непосредственно в Москву.
— У них по сценарию действие происходит тут, в Переделкине, и им нужна была для съемок настоящая писательская дача. Я договорилась, чтобы взяли нашу, — торжественно сообщила Ляля. И добавила: — Имей в виду, это очень приличные деньги, очень приличные. И они гарантируют, что, если что-нибудь поломают, потом сами же и отремонтируют. Они половину Переделкина позвали сниматься, потому что им же нужны интеллигентные лица. И Инну позвали, и Славу. А я вот сама не пошла. Но все равно — мне страшно интересно! Ведь интересно же, а? Интересно?
Спасаясь от толкотни и гомона, мы с Лялей постепенно пробрались на кухню и в конце концов забились в самый дальний угол, к двери в ванную.
Через несколько секунд наш разговор прервал шум спускаемой воды, дверь распахнулась, и между нами деликатно протиснулся, смущенно улыбаясь и вытирая руки носовым платком, Клаус Мария Брандауэр. Этого я тоже ни с кем не перепутал бы ни за что, поскольку и “Мефисто”, и “Полковник Рёдль” Иштвана Сабо были буквально недавно отсмотрены, бурно обсуждены, еще раз отсмотрены и опять многократно заспорены до полуобморочного ночного одурения. На дворе была “эпоха зрелой перестройки”, и тема бесчеловечности тоталитарной машины, жестоко сминающей творческую индивидуальность, ломающей судьбу и натуру художника, глубоко и страстно сыгранная Брандауэром в двух этих его ролях, звучала близко, знакомо и грозно, тревожила и ужасала.
Брандауэр стал пробираться в нашу гостиную, мы, как привороженные, тронулись за ним и скромно пристроились на нижних ступеньках деревянной лестницы.
В гостиной кинозвезда устало уронила свое тело на наш диван, рядом с Коннери. Тот разглядывал какой-то текст, дальнозорко держа пачку машинописных листов на вытянутой руке и щурясь на исчерканные кем-то строчки. Потом он стал читать этот текст рыжему дядьке с жидкой жесткой бородой, вставшему перед ним, глубоко засунув руки в карманы коричневой замшевой куртки. Ляля подсказала мне, что рыжий — крупный режиссер и, следовательно, верховный начальник всего этого бедлама и что зовут его Фред Шепизи.
— I believe in Gorbachev... — начал читать Коннери спокойно, отпивая глоток воды из стакана, который кто-то только что ему сунул. — Я верю в Горбачева. Вы все можете и не верить, а я верю. Дело Запада — найти его другую половину, а дело Востока — осознать важность половины, имеющейся у вас, русских...
Он читал по-английски, но я с изумлением обнаружил, что понимаю его, кажется, дословно, хотя до сих пор всегда думал, что без переводчика не смогу объясниться даже в булочной. Вот что значит глубокий стресс...
— Если бы американцы так же сильно заботились о разоружении, как о том, чтобы высадить на Луне какого-то мудака или добиться, чтобы зубная паста вылезала из тюбика сразу с розовыми полосочками, мы бы все уже разоружились давным-давно, — декламировал Коннери, постепенно заводясь. — If Americans bothered as much about disarmament as they had about putting some fool on the moon or pink stripes into tooth-paste, we’d have had disarmament long ago... Величайшим грехом Запада была вера в то, что мы, усиливая гонку вооружений, сможем довести советскую систему до банкротства — ведь при этом мы ставили на карту судьбу всего человечества! Бряцая оружием, Запад дал советским лидерам повод держать свои ворота на запоре и превратить государство в гарнизон!..
— What bullshit! — неожиданно прервал он сам себя и бросил листы на диван. — Херня какая-то!
Коннери поднял глаза на рыжего, который все еще стоял перед ним столбом.
— Ты уверен, что мне нужно ворочать тут такие глыбы текста? Хочешь меня заставить сейчас читать целиком всю эту лекцию о международной политике — и еще станешь уверять, что не выкинешь ее нахер при монтаже?
— Ну, всю-то не выкину, наверное... — хладнокровно пожал плечами рыжий Фред.
— Я что, по сценарию, сам верю в эту чушь? — спросил Коннери.
— Самое удивительное, что как раз по сценарию тебе задают этот вопрос ровно в следующей сцене. Через три минуты действия.
— И что я там отвечаю?
Фред подобрал с дивана сценарий, перевернул несколько страниц и зачитал смачно, с выражением:
— Не знаю. Пока я говорил это русским — верил. Но отсюда не понять, как там бывает. Ты заходишь отлить в грязный сортир, и вдруг человек у соседнего писсуара наклоняется к тебе и спрашивает что-нибудь о Боге, или о Кафке, или о свободе и ответственности. И ты отвечаешь. Потому что ты с Запада и, значит, должен понимать в таких делах и знать ответы на такие вопросы... А когда, поссав, встряхиваешь свой хрен, думаешь: что за великая страна! Вот почему я их люблю...
— Это все мне тоже тут сегодня зачитывать? — недовольно скривился Коннери.
— Нет, это в сцене твоего допроса в Лиссабоне. Снимаем месяца через полтора...
— Ну, может, дайте мне чего-нибудь такого поговорить, — лениво вмешался в разговор Брандауэр.
— При чем тут ты? — удивился режиссер. — Ты в этой сцене сидишь молча. Глубокомысленно ухмыляешься. И постепенно напиваешься, слушая умные разговоры. Больше ничего.
— Жалко, что там не написано, что я одновременно и наедаюсь. У нас тут что, вообще никакого ланча не предусмотрено?
— Потерпи, — ухмыльнулся в ответ Фред. — Если бы в этой стране был “Макдональдс”, я бы тебе давно привез грузовик гамбургеров. Но его тут нет. И ближайшую пиццу можно заказать с доставкой, по-моему, где-то у тебя дома. В Вене. Но вообще-то нам какую-то кормежку обещали организовать.
В этот момент рядом со мной появилась Ляля. Я даже и не заметил, куда она пропала раньше, а теперь появилась в комнате, держа перед собою огромную крюшонницу из гравированного граненого хрусталя. Вообще-то эта кошмарная посудина с тех самых пор, как покойная бабушка привезла ее из поездки в санаторий на карловарские воды, стояла без движения в буфете. Но тут пригодилась: теперь в ней была навалена чудовищная груда вареников. Я даже представить себе не могу, сколько времени Ляля их лепила и в каком таком котле умудрилась разом сварить.
Следом вторая тетка, Инна, внесла стопку суповых тарелок и большую миску розового сметанного соуса с торчащим в ней половником.
Все это было установлено тут же на обеденном столе, и толпа киношников моментально сгрудилась вокруг хрустальной лохани. Я отметил про себя, что никаких приви- легий голливудским суперзвездам не полагалось: Коннери, Брандауэр и Шепизи тянули свои ложки к миске с варениками на общих основаниях.
Через некоторое время я услышал изумленный рык Джеймса Бонда, перекрывающего своим фирменным баритоном общий гомон:
— Оу год! Дис из соур-шерри дамплингс! Итс ааммеейзинг!
Ляля зарделась.
Вареники были с вишнями, конечно. Эти вишни росли у нас на участке, за гаражом: ягоду они давали почти черную, лакированную, но кислую и терпкую, такую, что вязала рот. Много ее не съешь, но мы-то каждый год в середине лета знали, на что ее употребить.
Полагалось освободить вишни от косточек, пересыпать сахарным песком и оставить как минимум на три-четыре часа, пока пустят сок. Тем временем замесить гладкое, тугое, но в то же время достаточно легкое тесто из четырех стаканов свежепросеянной муки, чайной ложки соли, стакана ледяной — действительно ледяной — воды, двух яиц и еще одного желтка. Дать ему отдохнуть часок под влажной салфеткой, а потом разделить на небольшие колобки и раскатать каждый в блин толщиной миллиметра три. Тоньше не нужно, а то сочная начинка потом станет прорываться наружу.
Дальше другой бы пошел по пути традиционных вареников, слепленных полумесяцем, с косичкой по краю, — и стал бы вырезать кружочки тонким чайным стаканом. Но мы поступали иначе: брали широкую чайную чашку, чтобы заготовки выходили побольше, а начинки в них умещалась не чайная ложка, а полная столовая. И никаких пошлых защипов: края нужно было аккуратно собрать вверх мелкими складочками и залепить, закручивая, в плотный узелок, чтобы получились этакие хинкали — ну, может быть, чуть помельче традиционных. Да, и прежде чем рас- кладывать начинку по тесту, не забыть еще тщательно отцедить от вишни накопившийся сироп: он очень пригодится в решительный момент.
Готовые вареники осторожно опускали в широкую кастрюлю с подсоленным кипятком, варили минут семь-восемь и аккуратно вынимали шумовкой практически немедленно, как только всплывут. Оставалось в последний момент замешать соус: отцеженный от вишни сироп слегка разбавить водой, в которой кипели вареники, добавить ложку муки и уварить, помешивая, до некоторого загустения. А вынося к столу, уже в соуснике, вмешать несколькими круговыми движениями в этот чуть остывший крем еще и стакан сметаны...
Когда киношники проглотили по первой порции рашен дамплингов, щедро облитых сметанным соусом, напряжение в атмосфере явно разрядилось, и пошел оживленный разговор. Русская интеллигентная массовка подступила к гостям с разговорами о насущном. Не прошло и трех минут, как кто-то задал Брандауэру вопрос о Кафке. Интересовались ли у Коннери чем-нибудь божественным, я не слышал, но о Горбачеве, о только что выведенных из Афганистана советских войсках, о разоружении и о том, что американцам не надо было бы тратить столько сил, чтобы отправить какого-то мудака на Луну, он точно говорил. Он ведь человек с Запада — и должен понимать в таких делах.
Это был июль восемьдесят девятого года. Господи боже! Всего-то и навсего.
Фильм The Russia House по роману Джона Ле Карре вышел в прокат зимой 1990-го и имел по всему миру большой успех. Почти одновременно с этим в Москве открыли первый “Макдональдс”. Сцена на дачной веранде в Переделкине, где Шон Коннери разглагольствует о международной политике, а Брандауэр слушает его в толпе русских интеллигентов и постепенно напивается, в фильме сохранилась, но Шепизи урезал ее буквально до двух с половиной фраз.
Четыре года спустя, жестокими весенними холодами 93-го, вишни за нашим дачным гаражом начисто вымерзли.
ЛЕТНИЕ ВАРЕНИКИ С ВИШНЕЙ ПОД СМЕТАННЫМ КРЕМОМ
(на шестерых)
■ 1 кг спелых темных вишен
■ 200 г сахара
■ 600 г муки (и еще немного — для подсыпки на стол и в соус)
■ 3 яйца
■ Стакан ледяной воды
■ Соль
■ 250 г сметаны
=========
Приглашаю всех в группы
«Эпоха освободительной Перестройки М.С. Горбачева»
«Фейсбук»:
https://www.facebook.com/groups/152590274823249/
«В контакте»:
http://vk.com/club3433647
==========
В работе над фильмов принимал участие советский режиссёр Элем Климов. Ему была выражена благодарность в титрах фильма.
Пожалуй, это один из наиболее незаслуженно недооцененных фильмов с участием неподражаемого сэра Шона Коннери. Казалось бы, шпионский фильм с Коннери — что может быть банальнее. Конечно же, на ум приходит Бонд. Но у главного героя Бартоломью Блэра общего с Бондом довольно мало — он не дерётся, не стреляет и пьёт не мартини, а виски, да и девушка у него всего одна (зато Мишель Пфайффер).
Вообще актёрский состав — это первый плюс данного фильма. Ни Коннери, ни Пфайффер в представлении не нуждаются и играют, как и должно быть, на уровне. Помимо них нельзя не отметить Клауса Мария Брандауэра, как и в «Из Африки» Сидни Поллака он не потерялся на фоне звёздных коллег. Ну и Рой Шайдер и Джеймс Фокс на привычных вторых ролях — ни добавить ни убавить.
Сам фильм не совсем обычен для шпионской истории и прежде всего тем, как изображены Россия и русские спецслужбы. И это ещё один плюс. Здесь нет привычных гротескных штампов медведи-водка-цыгане-матрёшки и злобных дядек в советской форме. КГБшники тут вообще не показаны, они как бы остаются всегда где-то за кадром — так, на мой взгляд, гораздо правильнее. А чего стоят натурные съёмки в Москве — Мишель Пфайффер, которая стоит в очереди за туфлями в ГУМе и залезает в набитый под завязку троллейбус — довольно реалистично, для тех, кто помнит СССР.
Вообще натурные съёмки очередной аргумент в пользу фильма и заслуживают отдельного упоминания — Лондон, Монреаль, Лиссабон и Москва с Санкт-Петербургом. Для каждого города своя съёмочная группа. Не могу отвечать за другие города, но Петербург (Ленинград) показан великолепно. Город снят со знанием и любовью, ну и конечно большим профессионализмом. Даже в отечественных лентах он не всегда показан так удачно, что уж говорить об иностранных. Полюбуйтесь великолепной прогулкой Коннери и Брандауэра — Банковский мостик, Летний сад, Марсово поле, Дворцовая площадь, Петропавловка, набережные, арки, дворы.
Все сцены, снятые в бывшем СССР были сняты со всех ракурсов настолько достоверно и с повышенным вниманием к мелким деталям, что в эти моменты начинаешь воспринимать фильм, как наш добрый советский, насколько точно передана атмосфера СССР перестроечного 1990 года.
Фильм, скорее, придется по вкусу более зрелому поколению, которому не по наслышке известно, что такое Советский Союз и Перестройка, и окажется приятной находкой, потому что наша страна того периода показана там, действительно, на редкость политкорректно, достойно, с максимальным уважением и любовью.
Говоря о достоинствах ленты невозможно не сказать о великолепной музыке оскароносного Джерри Голдсмита. Она создаёт нужное настроение в нужном месте, с одинаковым успехом передаёт напряжение или придаёт моменту лиричности.
И ещё, на мой взгляд, картина достаточно политкорректна — здесь нет привычных хороших англичан и злодеев русских, все по-своему «хороши», просто англичане показаны немного погуманнее. А симпатии, безусловно, на стороне главных героев, которые по сути ни с теми ни с этими, а просто пытаются выжить между двух огней.
Этот фильм образует несвязаную друг с другом логическую «советскую» трилогию фильмов развенчивающих тему гонки вооружений, куда также входят «Четвертая война» Джона Франкенхеймера и «Охота за Красным октябрем» Джона МакТирнана.
Возможно, кто-то начнёт выискивать недочёты, нелепости или нестыковки. Я же даже не буду пытаться, этот фильм лучше воспринимать таким как он есть, не переходя на мелочность. Гораздо приятнее обратить внимание на некоторые милые или забавные моменты, например, как про квартирку в Лиссабоне, которая «конечно, небольшая, но по московским меркам очень даже ничего» или про то, что «он учился в ЛИТМО» — приятно, что британская разведка знает, оказывается, как расшифровывается ЛИТМО.
Наверное, за всё это я так и люблю этот фильм, а ещё за осознание того, что самое большое в мире простое человеческое счастье — это оказывается девушка Катя с двумя детьми и дядей Матвеем в придачу, а все эти шпионские игры по сравнению с этим такая ерунда…
surikata-n
Кассовый сбор фильма в мире $48 млн при бюджете $21.8 млн.
Фильм претендовал на «Золотого медведя» на Берлинском кинофестивале, а Мишель Пфайффер была номинирована на «Золотой глобус» за прекрасно сыгранную роль Кати Орловой.
Подробности о фильме тут:
http://seanconneryfan.ru/house.html
=============
Фильм можно посмотреть тут:
https://ok.ru/video/2013623355951
=========
Из комментариев в Фейсбуке:
Раиса Фомина
Мне посчастливилось общаться с Шоном Коннори в 1989 году, когда он снимался в Москве и Петербурге в фильме Фреда Скепси "Русский дом". Это были незабываемые 2 месяца. Коннери невозможно было нигде появиться - его все узнавали, к нему кидались люди с просьбами дать автограф, сфотографироваться с ним. Он сносил это очень достойно, совершенно спокойно, никому не отказывал. В ресторане Дома Кино на его столик посылали шампанское, вино и водку. Его жена, властная женщина очень маленького роста, поднимала на него глаза, и он немедленно ставил на стол рюмку, и кротким виноватым видом. Однажды, когда мы выходили из ресторана, Коннери сел на перила и скатился до первого этажа. На него и так все смотрели с восхищением, а этот трюк был встречен криками восторга. Несколько сцен снимали в Переделкино у моей подруги Ляли Пархоменко, тети Сергея Пархоменко. Я уговорила ее разрешить использовать дом, который идеально подходил под образ русского дома. В Москве было трудно с продуктами, еду привозили только звездам - Мишель Пфайфер, Шону Коннери, Клаусу Брандауэру и режиссеру. Пфайфер и Коннери отказались есть отдельно от угруппы, и тогда были организованы трейлеры из Финляндии, которые привозили еду на всю большую съемочную группу. Коннери в начале съемок попросил показать ему фильм Андрея Тарковского "Андрей Рублёв". Элем Климов, благодаря которому состоялся этот фильм, заказал в Госфильмофонде копию, и мы вдвоем с Коннери смотрели его в Белом зале Дома Кино, затаив дыхание. Я переводила ему фильм, но мне кажется, ему даже не нужен был перевод. Он был так увлечен фильмом, что не знаю, слышал ли он мой текст.
======
А вот кое-какие воспоминания о съемках:
https://www.corpus.ru/blog/fragment-knigi-vsjo-snachala-sergeja-parhomenko.htm
Режиссер фильма австралиец Фред Скепси. История съёмок фильма очень интересная, я ее как-то рассказывала в fb. Началась она в 1988 году, когда мы с Элемом Климовым встретились в НЙ с Полом Маслянски и Фредом Скепси. Они не могли получить разрешение снимать фильм в России. КГБ считало роман Ле Каре антисоветским. Элем сумел это разрешение пробить. Потом была длинная история съемок, уговоры соей подруги Ляли Пархоменко разрешить снимать несколько сцен у нее в доме в Поселке писателей в Переделкино. И многое другое. Незабываемая история…
«Шон Коннери прилетал в Москву в 1989 году и провёл в России 2 месяца на съёмках фильма «Русский дом». Мне посчастливилось много с ним общаться.
Вспоминаю много интересных и незабываемых историй, с ним связанным. Мы пришли на ужин в Дом Кино вскоре после его приезда в Москву. С его женой Мишелин, продюсером Полом Маслянским, режиссером Фредом Скепси.
Кинематографисты его, конечно, узнали и стали присылать. Нам на стол шампанское, вино, водку. Коннери хотел налить себе водки, но его жена бросила на него красноречивый взгляд, и он поставил бутылку на место. Я спросила Мишелин, как ей, такой Дюймовочке, удаётся управлять мужем. Она небрежно бросила: «А иначе я бы давно его бросила!»
После ужина Шон сел на перила лестницы и легко скатился по ним до первого этажа. Мы все только рты раскрыли.
И ещё он меня удивил тем, что при первой встрече сказал, что мечтает посмотреть
«Андрея Рублева» Тарковского. Я позвонила в Госфильмофонд, копию фильма привезли, и мы вдвоём фильм смотрели в зале. Я переводила фильм, а он смотрел его совершенно заворожённый. После фильма долго не мог говорить.»
20 октября 2017
Фрагмент книги "Всё сначала" Сергея Пархоменко
Всё сначала
Сергей Пархоменко
Всё сначала
КУПИТЬ
О том, как Шон Коннери восхищался варениками с вишней на даче автора в Переделкине.
1989
Гости Русского дома
Вареники с вишнями
Городок писателей,
Переделкино, СССР
Уже на подходе к нашим воротам я понял, что тут происходит нечто странное. Ворота были, несомненно, те самые, к которым я привык за все эти десятилетия дачной переделкинской жизни, — высокие, дощатые, глухие, относительно недавно выкрашенные в вечный свой коричневый цвет, — но теперь они были почему-то приоткрыты, и из-под них на проезжую дорогу торчали тонкие рельсы наподобие трамвайных, прибитые к плоским деревянным шпалам. Я переступил через эти рельсы, положенные прямо поверх асфальта, толкнул тяжелую воротину и вошел на наш участок.
Оказалось, что непонятная трамвайная линия протянута вдоль всей дорожки, от ворот до самой веранды, и четыре здоровенных бугая в синих грязноватых комбинезонах толкают мне навстречу тележку, а на ней установлена вышка, вроде той, на которой обычно сидит, глядя поверх сетки, волейбольный судья. На вышке укреплено легкое трубчатое кресло и огромная черная кинокамера с толстенным объективом полуметровой длины. Камера разворачивается на ходу, целясь в открытое окно нашей веранды. И по всему участку тут и там расставлены здоровенные жестяные софиты, каждый размером с бочку, заливающие неправдоподобно ярким желтым светом бревенчатые стены нашего дома, и застекленную веранду, и кусты жасмина вокруг, и стволы сосен чуть поодаль, и газон, и пионы, и флоксы, и плети винограда вокруг оконных рам, и сами окна, и стол с самоваром внутри, и людей за этим столом.
Я пошел к крыльцу, цепляясь через каждые два шага за толстые резиновые кабели, соединявшие всю эту низко гудящую, потрескивающую, словно от натуги, и пышущую жаром машинерию, но уже на полдороге мне навстречу решительно выставил плечо какой-то чужой мужик.
— Обождите минутку, — сказал он мне, — сейчас кадр доснимут, перерыв объявят, тогда войдете.
Через несколько минут откуда-то сбоку раздался пронзительный каркающий выкрик, софиты с лязгом выключились, тележка на рельсах остановилась, и отовсюду вдруг полезли незнакомые люди, которые, оказывается, затаились вдоль забора, за соснами и в тени гаража. Все они начали метаться по дорожкам и газону, задевая пионы, входя в дом и выбегая обратно, деловито, но совершенно бессистемно.
Я протиснулся на веранду.
Вокруг стола, уставленного, помимо самовара и прочих чайных принадлежностей, чудовищным количеством полупустых бутылок водки “Пшеничная”, дешевого дагестанского коньяка и невразумительного винообразного пойла с мутными зелеными этикетками (из закуски виднелась, однако, только пара утлых тарелочек с какими-то сырными обрезками), были рассажены человек пятнадцать, а за их спинами толклась целая толпа. Стоял возбужденный, нервный гомон.
Большая часть сидящих была мне не знакома, но я все-таки обнаружил среди них свою тетку Инну, двух интеллигентных соседок с нашей же дачной улицы, молодого человека по имени Слава, сожительствовавшего в ту пору с другой моей теткой — Лялей, собственно, владелицей этой переделкинской дачи, какую-то смутно знакомую телевизионную артистку с халой на голове, а также администраторшу из расположенного неподалеку Дома творчества писателей по имени Тамара. В дальнем углу, между Тамарой и незнакомым мне лысоватым типом профессорского вида, сидел человек, в котором я с изумлением узнал грандиозного Уильяма Баскервильского из только что посмотренной экранизации “Имени Розы”. А также Джеймса Бонда из “Никогда не говори никогда”. А также Амундсена из незабываемой “Красной палатки”.
В общем, не было никаких сомнений, что это был живой Шон Коннери. Собственной персоной. Настоящий.
Пока я неприлично пялился на мировую звезду, из глубины дома сквозь толпу вывинтилась тетка Ляля, с торжествующим видом вцепилась мне в локоть и принялась объяснять, что тут снимают голливудское суперкино (слова “блокбастер” в те времена еще не существовало) по роману самого знаменитого в мире детективщика — Джона Ле Карре.
— Это что-то такое про международный шпионаж, про разоружение и перестройку, называется “Русский дом”, я так и не прочитала, — быстро-быстро втолковывала она мне.
Оказалось, что это чуть ли не первый случай, когда настоящая голливудская группа явилась снимать кино про Россию непосредственно в Москву.
— У них по сценарию действие происходит тут, в Переделкине, и им нужна была для съемок настоящая писательская дача. Я договорилась, чтобы взяли нашу, — торжественно сообщила Ляля. И добавила: — Имей в виду, это очень приличные деньги, очень приличные. И они гарантируют, что, если что-нибудь поломают, потом сами же и отремонтируют. Они половину Переделкина позвали сниматься, потому что им же нужны интеллигентные лица. И Инну позвали, и Славу. А я вот сама не пошла. Но все равно — мне страшно интересно! Ведь интересно же, а? Интересно?
Спасаясь от толкотни и гомона, мы с Лялей постепенно пробрались на кухню и в конце концов забились в самый дальний угол, к двери в ванную.
Через несколько секунд наш разговор прервал шум спускаемой воды, дверь распахнулась, и между нами деликатно протиснулся, смущенно улыбаясь и вытирая руки носовым платком, Клаус Мария Брандауэр. Этого я тоже ни с кем не перепутал бы ни за что, поскольку и “Мефисто”, и “Полковник Рёдль” Иштвана Сабо были буквально недавно отсмотрены, бурно обсуждены, еще раз отсмотрены и опять многократно заспорены до полуобморочного ночного одурения. На дворе была “эпоха зрелой перестройки”, и тема бесчеловечности тоталитарной машины, жестоко сминающей творческую индивидуальность, ломающей судьбу и натуру художника, глубоко и страстно сыгранная Брандауэром в двух этих его ролях, звучала близко, знакомо и грозно, тревожила и ужасала.
Брандауэр стал пробираться в нашу гостиную, мы, как привороженные, тронулись за ним и скромно пристроились на нижних ступеньках деревянной лестницы.
В гостиной кинозвезда устало уронила свое тело на наш диван, рядом с Коннери. Тот разглядывал какой-то текст, дальнозорко держа пачку машинописных листов на вытянутой руке и щурясь на исчерканные кем-то строчки. Потом он стал читать этот текст рыжему дядьке с жидкой жесткой бородой, вставшему перед ним, глубоко засунув руки в карманы коричневой замшевой куртки. Ляля подсказала мне, что рыжий — крупный режиссер и, следовательно, верховный начальник всего этого бедлама и что зовут его Фред Шепизи.
— I believe in Gorbachev... — начал читать Коннери спокойно, отпивая глоток воды из стакана, который кто-то только что ему сунул. — Я верю в Горбачева. Вы все можете и не верить, а я верю. Дело Запада — найти его другую половину, а дело Востока — осознать важность половины, имеющейся у вас, русских...
Он читал по-английски, но я с изумлением обнаружил, что понимаю его, кажется, дословно, хотя до сих пор всегда думал, что без переводчика не смогу объясниться даже в булочной. Вот что значит глубокий стресс...
— Если бы американцы так же сильно заботились о разоружении, как о том, чтобы высадить на Луне какого-то мудака или добиться, чтобы зубная паста вылезала из тюбика сразу с розовыми полосочками, мы бы все уже разоружились давным-давно, — декламировал Коннери, постепенно заводясь. — If Americans bothered as much about disarmament as they had about putting some fool on the moon or pink stripes into tooth-paste, we’d have had disarmament long ago... Величайшим грехом Запада была вера в то, что мы, усиливая гонку вооружений, сможем довести советскую систему до банкротства — ведь при этом мы ставили на карту судьбу всего человечества! Бряцая оружием, Запад дал советским лидерам повод держать свои ворота на запоре и превратить государство в гарнизон!..
— What bullshit! — неожиданно прервал он сам себя и бросил листы на диван. — Херня какая-то!
Коннери поднял глаза на рыжего, который все еще стоял перед ним столбом.
— Ты уверен, что мне нужно ворочать тут такие глыбы текста? Хочешь меня заставить сейчас читать целиком всю эту лекцию о международной политике — и еще станешь уверять, что не выкинешь ее нахер при монтаже?
— Ну, всю-то не выкину, наверное... — хладнокровно пожал плечами рыжий Фред.
— Я что, по сценарию, сам верю в эту чушь? — спросил Коннери.
— Самое удивительное, что как раз по сценарию тебе задают этот вопрос ровно в следующей сцене. Через три минуты действия.
— И что я там отвечаю?
Фред подобрал с дивана сценарий, перевернул несколько страниц и зачитал смачно, с выражением:
— Не знаю. Пока я говорил это русским — верил. Но отсюда не понять, как там бывает. Ты заходишь отлить в грязный сортир, и вдруг человек у соседнего писсуара наклоняется к тебе и спрашивает что-нибудь о Боге, или о Кафке, или о свободе и ответственности. И ты отвечаешь. Потому что ты с Запада и, значит, должен понимать в таких делах и знать ответы на такие вопросы... А когда, поссав, встряхиваешь свой хрен, думаешь: что за великая страна! Вот почему я их люблю...
— Это все мне тоже тут сегодня зачитывать? — недовольно скривился Коннери.
— Нет, это в сцене твоего допроса в Лиссабоне. Снимаем месяца через полтора...
— Ну, может, дайте мне чего-нибудь такого поговорить, — лениво вмешался в разговор Брандауэр.
— При чем тут ты? — удивился режиссер. — Ты в этой сцене сидишь молча. Глубокомысленно ухмыляешься. И постепенно напиваешься, слушая умные разговоры. Больше ничего.
— Жалко, что там не написано, что я одновременно и наедаюсь. У нас тут что, вообще никакого ланча не предусмотрено?
— Потерпи, — ухмыльнулся в ответ Фред. — Если бы в этой стране был “Макдональдс”, я бы тебе давно привез грузовик гамбургеров. Но его тут нет. И ближайшую пиццу можно заказать с доставкой, по-моему, где-то у тебя дома. В Вене. Но вообще-то нам какую-то кормежку обещали организовать.
В этот момент рядом со мной появилась Ляля. Я даже и не заметил, куда она пропала раньше, а теперь появилась в комнате, держа перед собою огромную крюшонницу из гравированного граненого хрусталя. Вообще-то эта кошмарная посудина с тех самых пор, как покойная бабушка привезла ее из поездки в санаторий на карловарские воды, стояла без движения в буфете. Но тут пригодилась: теперь в ней была навалена чудовищная груда вареников. Я даже представить себе не могу, сколько времени Ляля их лепила и в каком таком котле умудрилась разом сварить.
Следом вторая тетка, Инна, внесла стопку суповых тарелок и большую миску розового сметанного соуса с торчащим в ней половником.
Все это было установлено тут же на обеденном столе, и толпа киношников моментально сгрудилась вокруг хрустальной лохани. Я отметил про себя, что никаких приви- легий голливудским суперзвездам не полагалось: Коннери, Брандауэр и Шепизи тянули свои ложки к миске с варениками на общих основаниях.
Через некоторое время я услышал изумленный рык Джеймса Бонда, перекрывающего своим фирменным баритоном общий гомон:
— Оу год! Дис из соур-шерри дамплингс! Итс ааммеейзинг!
Ляля зарделась.
Вареники были с вишнями, конечно. Эти вишни росли у нас на участке, за гаражом: ягоду они давали почти черную, лакированную, но кислую и терпкую, такую, что вязала рот. Много ее не съешь, но мы-то каждый год в середине лета знали, на что ее употребить.
Полагалось освободить вишни от косточек, пересыпать сахарным песком и оставить как минимум на три-четыре часа, пока пустят сок. Тем временем замесить гладкое, тугое, но в то же время достаточно легкое тесто из четырех стаканов свежепросеянной муки, чайной ложки соли, стакана ледяной — действительно ледяной — воды, двух яиц и еще одного желтка. Дать ему отдохнуть часок под влажной салфеткой, а потом разделить на небольшие колобки и раскатать каждый в блин толщиной миллиметра три. Тоньше не нужно, а то сочная начинка потом станет прорываться наружу.
Дальше другой бы пошел по пути традиционных вареников, слепленных полумесяцем, с косичкой по краю, — и стал бы вырезать кружочки тонким чайным стаканом. Но мы поступали иначе: брали широкую чайную чашку, чтобы заготовки выходили побольше, а начинки в них умещалась не чайная ложка, а полная столовая. И никаких пошлых защипов: края нужно было аккуратно собрать вверх мелкими складочками и залепить, закручивая, в плотный узелок, чтобы получились этакие хинкали — ну, может быть, чуть помельче традиционных. Да, и прежде чем рас- кладывать начинку по тесту, не забыть еще тщательно отцедить от вишни накопившийся сироп: он очень пригодится в решительный момент.
Готовые вареники осторожно опускали в широкую кастрюлю с подсоленным кипятком, варили минут семь-восемь и аккуратно вынимали шумовкой практически немедленно, как только всплывут. Оставалось в последний момент замешать соус: отцеженный от вишни сироп слегка разбавить водой, в которой кипели вареники, добавить ложку муки и уварить, помешивая, до некоторого загустения. А вынося к столу, уже в соуснике, вмешать несколькими круговыми движениями в этот чуть остывший крем еще и стакан сметаны...
Когда киношники проглотили по первой порции рашен дамплингов, щедро облитых сметанным соусом, напряжение в атмосфере явно разрядилось, и пошел оживленный разговор. Русская интеллигентная массовка подступила к гостям с разговорами о насущном. Не прошло и трех минут, как кто-то задал Брандауэру вопрос о Кафке. Интересовались ли у Коннери чем-нибудь божественным, я не слышал, но о Горбачеве, о только что выведенных из Афганистана советских войсках, о разоружении и о том, что американцам не надо было бы тратить столько сил, чтобы отправить какого-то мудака на Луну, он точно говорил. Он ведь человек с Запада — и должен понимать в таких делах.
Это был июль восемьдесят девятого года. Господи боже! Всего-то и навсего.
Фильм The Russia House по роману Джона Ле Карре вышел в прокат зимой 1990-го и имел по всему миру большой успех. Почти одновременно с этим в Москве открыли первый “Макдональдс”. Сцена на дачной веранде в Переделкине, где Шон Коннери разглагольствует о международной политике, а Брандауэр слушает его в толпе русских интеллигентов и постепенно напивается, в фильме сохранилась, но Шепизи урезал ее буквально до двух с половиной фраз.
Четыре года спустя, жестокими весенними холодами 93-го, вишни за нашим дачным гаражом начисто вымерзли.
ЛЕТНИЕ ВАРЕНИКИ С ВИШНЕЙ ПОД СМЕТАННЫМ КРЕМОМ
(на шестерых)
■ 1 кг спелых темных вишен
■ 200 г сахара
■ 600 г муки (и еще немного — для подсыпки на стол и в соус)
■ 3 яйца
■ Стакан ледяной воды
■ Соль
■ 250 г сметаны
=========
Приглашаю всех в группы
«Эпоха освободительной Перестройки М.С. Горбачева»
«Фейсбук»:
https://www.facebook.com/groups/152590274823249/
«В контакте»:
http://vk.com/club3433647
==========
