Вот как об ртом придёте вспоминал журналист Илья Мильштейн:
Группа советских граждан в зале прилета международного аэропорта «Шереметьево-2». В руках у них цветы и плакаты. Граждане скандируют: «Бу-ков-ский!!»
Седоволосый человек с мальчишеским лицом «шестидесятника» появляется внезапно. К нему бросаются. Окружают. Хватают за плечи. Просят автограф. Слышны крики «Ура!». Шум проносится за ним по всему залу, выплескивается на улицу.
Там он произносит короткую речь. «Если смогу помочь переменам, я буду счастлив», – говорит он напоследок, садится в белую «Волгу» с казенным номером и уезжает.
В первый свой визит Буковский пробудет в Москве пять дней.
Сутки спустя после прилёта его я познакомлюсь с ним и побеседую, воспользовавшись своими журналистскими привилегиями. Комментировать интервью незачем – могу лишь сказать, что с Буковским было очень легко общаться, соглашаться легко, и не соглашаться тоже.
В августе 1991 года он снова приедет, и мы опять встретимся, но это уже другая история.
А пока – за окнами дождливый московский апрельский денек, крутится пленка, все только начинается.
========
- Как вас встретила Родина?
- Смешно было. Авиалиния перепутала час прибытия. У нас летнее время сдвинулось, а у вас в этом году не изменилось. Пограничник, увидев мой паспорт, сразу стал куда-то звонить. Попросил у меня билет. Я слушал краем уха. «Нет, - говорит в трубку, - билет тот же, вылетел из Лондона». Я стою, ваньку валяю. Пропустил.
- Обыскивали?
- Не-а. Совсем. Что меня поразило. Таможенник предложил заполнить декларацию и вообще ушел куда-то. Потом вернулся: «Что у вас в вещах?» - «Личные вещи». – «Идите». Я с ним, правда, по-английски разговаривал. Зачем объяснять, что я русский? И он со мной на ломаном английском говорил. А я уже толпу видел у выхода.
- Как вам эта встреча?
- Мне было неловко. Кричать стали... Какой-то шалый народ.
- Вы покидали страну очередей, тотального угнетения граждан и политлагерей для инакомыслящих. Вы вернулись в страну безбрежной свободы, локальных гражданских войн и очередей. Обращаюсь к вам с вопросом, которым здесь встречают каждого эмигранта: что делать?
- ...Нужно срочно организовывать демократические структуры. Ваши депутаты сидят в своем российском парламенте и теряют время. Неужели не понимают, что за ними ничего нет, никакой власти? Отними у них завтра микрофон, и их нету! Надо объединяться. Назовите это хоть фондом, хоть партией. Понимаете, страна рухнет, и никого нет. Тех же чекистов от расправы не спасешь.
- Вот как.
- А какой же нормальный человек хочет видеть суд Линча? Если у вас государство, то должен быть порядок. Между прочим, пока гебисты чувствуют, что им грозит расправа, они будут яростно сопротивляться. Им тоже надо гарантировать жизнь в правовом государстве. У вас нет команды, а вы ищете лидера.
- Лидеры у нас есть. У нас есть много лидеров.
- Никогда не забуду. Сидим мы, в Вашингтоне столкнувшись, с Богомоловым, Селюниным, Тихоновым, завтракаем, ведем беседу. О будущем России. Они гадают, мучаются: «Слушайте, а кто же будет лидером? Собчак?» Селюнин чуть пригорюнился: «А по-моему, лидером должен быть Травкин...» А я тогда не знал ничего о Травкине. Фамилия очень смешная, да? Так представил себе: больша-ая Россия, безбрежная, а лидер – Травкин... Я им говорю: «Мужики, а чего мы тут сидим? Поехали в Норвегию, найдем себе варяга, привезем. Страна наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приедем к варягам, попросим, авось дадут нам Рюрика. Пусть володеет».
- Вам хочется мстить тем, кто вас преследовал?
- Нет. Кому тут мстить, это же система. Люди, потерявшие волю и душу. Так уж получилось, что лучше всего в этой стране я знаю гебистов, потому что больше всего имел с ними дело. Они такие же люди, как и все остальные. Откровенных садистов среди них я почти не встречал. Чаще всего просто равнодушные: ему приказали, он сделал.
Я готов встречаться и сотрудничать с любым, кто этого пожелает. Если ко мне сегодня придет надзиратель, который меня в тюрьме держал, я и ему протяну руку. А что делать? Вместе выживать надо. Другой страны нет.
- Вам снится тюрьма?
- Раньше снилась. По-всякому. Побег очень часто снился.
- Успешный побег?
- Когда как. Но у меня нет склонности к побегу. Знаете, в тюремной системе много правды. Там человека весьма точно квалифицируют. Если тебе ставят красную полосу на «дело» - ты склонен к побегу. У меня была синяя: «склонен к организации бунта». Поэтому меня всегда конвоировали два офицера. Держали под руки и шипели: «Не открывай рот!» Считалось, что если я открою рот, то все взбунтуются. Правда, я организовывал забастовки в лагерях...
- Владимир Константинович, вы сейчас можете представить себя советским гражданином? Допустим, на Корвалана обменяли бы кого-нибудь еще...
- Я бы не дожил. Я ведь сидел уже четвертый раз и прекрасно знал, что больше года на этой проклятой воле мне побыть не удастся. После тюрьмы меня ждал лагерь, затем – ссылка. Если бы сразу не намотали нового срока, то вышел бы я из ссылки в 83-м году. Думаю, я бы умер в тюрьме. Примерно в то же время, что и Толя Марченко.
- Вы свободный человек, живущий в свободном обществе. Нейрофизиолог, автор научных книг и статей. Вас не охватывает иногда ужас при том, что чуда с обменом могло и не случиться?
- О том, что меня меняют, я узнал только в самолете. Конечно, это был подарок судьбы. Теперь... теперь мне кажется, что иначе и быть не могло.
Было смешно очень, когда меня везли в самолете. Вокруг сидели чекисты, загадочные, как сфинксы. Молчали. Но когда стали подлетать к Швейцарии, загадочность с них как рукой сняло. Они вдруг почувствовали, что я прямо на их глазах превращаюсь в иностранца. Вот этот Буковский, негодяй в наручниках, – он будет жить в «Березке». А иностранец, он же вроде начальника, они со мной заговаривать начали! А потом прилетели... Оказалось, что швейцарцы – народ недоверчивый, раз обмен – они аэропорт танками окружили. Армия вышла. Чекист глянул в окно и присвистнул: «Блин, сходили в аэропорт!» Он, бедняга, небось мечтал жене колготки купить, все ведь люди. А его тут же в зону обратно. Я на них взглянул: «Теперь вы в тюрьму, а я на волю...»
Читать полностью:
https://snob.ru/profile/27216/blog/160930
=============
Из интервью газете "Демократическая Россия", апрель 1991 года:
- Вы говорите -- они и мы, но одновременно сегодня мы слышали Ваши слова, что, скажем, коммунисты -- это те, с кем нам жить и с кем мы должны быть готовы сотрудничать, чтобы спасти страну.
- Правильно, но для этого они должны перейти на нашу сторону. Я же как сказал? Я сказал, что если он, коммунист, придёт и я увижу, что он действительно болеет за страну и готов за её благо бороться, то мне неважно, что делал этот человек в прошлом, а если он останется в этом прошлом, так мне с ним вместе нечего делать, кто бы он ни был.
- Хорошо, тогда "они" -- это кто?
- Я вам скажу, это -- остатки тоталитарной коммунистической системы, которые ещё никуда не делись. Дело же не в том, во что эти люди верят! Они ни во что не верят. Дело не в том, что они -- убеждённые коммунисты. Убеждённые коммунисты остались только в американских университетах. Их больше нет нигде. Это люди, для которых остаться коммунистом -- значит сохранить положение, кусок хлеба, власть, безопасность. Это, между прочим, не последний фактор, потому что очень многие из них, скажем, в КГБ, вполне обоснованно боятся этих перемен, понимая, что с них спросят. Вот же в чём дело! Это уже как бы самозащита, самооборона для них. Они ведь тоже ни во что не верят. Я вам могу точно сказать это, -- уж кого-кого, а КГБ в этой стране я знаю лучше, чем всех остальных, мне с ними больше всего приходилось разговаривать. И привержены они этой системе в силу соображений иного характера, отнюдь не идеологического. Вот это -- "они".
- Для того, чтобы они не боялись, нужно дать им гарантии, что в процессе дальнейшего движения с ними ничего не произойдёт. То есть никакого Нюрнберга для коммунистической партии, для её рядовых членов не будет.
- Понимаете, a la guerre comme a la guerre, на войне -- как на войне. Вот начиналась война в Персидском заливе. Первое, что сделали союзники -- это разбросали листовки с призывом к курдским, иракским солдатам -- "Приходите с этой листовкой к нам -- вам ничего не будет". Вот то же самое я предлагаю надо сказать -- вы приходите, переходите на нашу сторону -- вам ничего не будет. Но не более того, понимаете?
- А кто не с нами?
- А тем придётся сдаться. Или придётся нам всем вместе умереть с голода.
- Сейчас проблема демократической прессы в том, что мы уже, вроде бы, всё понимаем, более того, уже всё сказали, но люди устали от отрицательных эмоций. Как Вы видите сегодня нишу "Демократической России", членом редсовета которой являетесь?
- Я бы ответил словами товарища Ленина: "Газета -- это коллективный организатор". Всем хотелось бы, чтобы газета помогла создать стуктуру движения, правда ведь? Это же не просто задача информировать. По нынешним временам информации избыток, хотя важна и она. И быть трибуной для выражения различных точек зрения тоже важно. Но главное -- это найти способ начать создавать надёжные структуры оппозиции. Вот о чём идёт речь. Так что это ещё одна задача газеты, хотите вы этого или нет.
- Что Вы имеете в виду под структурами? Ведь движение "Дем. Россия" создаёт ячейки на местах, существуют уже региональные организации...
- Этого мало, нужно создавать целые направления работы. Например, специальная структура должна заниматься, скажем, армией. Ведь это же просто необходимо. Чтобы потом друг друга не резать, лучше объясниться, правда? Найти людей, симпатизирующих демократическому движению среди военных, ведь их много. Кто-то должен заниматься молодежью. Это очень важно. Пока она не сдвинется -- ничего не будет.
Читать полностью:
https://www.soviethistorylessons.com/vladimir-bukovsky-democratic-russia
===================
Приглашаю всех в группы
«Эпоха освободительной Перестройки М.С. Горбачева»
«Фейсбук»:
https://www.facebook.com/groups/152590274823249/
«В контакте»:
http://vk.com/club3433647
===================
