Не только Гайдар, но даже Горбачев, Рыжков и Павлов не обнуляли советских сбережений, эти сбережения - это преимущественно была разница между ростом зарплат с начала 1970х и ростом выпуска ликвидных потребительских товаров (неудовлетворенный спрос, как выражались тогда). В экономическом смысле - это скрытая инфляция, и эта проблема вполне остро стояла уже и в 1983 г.
В конце 1980х она была уже гигантской как в силу того, что навес накапливался, так и в силу того, что рост доходов ускорился. В последнем, впрочем, Горбачев, Рыжков и Павлов виноваты были косвенно: они, как известно, ослабили контроль над зарплатами, передав его отчасти на нижние этажи, в том числе - самим предприятиям (это, кстати, им советовало сделать большинство прогрессивных экономистов того времени). А вот контроль над ценами они ослабить боялись. В конце 1980х, впрочем, по мере роста объема торговли по коммерческим ценам, к скрытой прибавилась и открытая инфляция, но ее доля была еще мала - примерно треть общего "масштаба инфляционных процессов", как тогда выражались.
В экономическом смысле требование "возврата вкладов" и требование "компенсировать людям рост цен" примерно одинаковые требования (в применении к ситуации с фиксированными ценами).
Поэтому в моем представлении, быть не согласным с тем, что я написал, это как не соглашаться с погодой. Я в общем не против того, чтобы кто-то выплачивал людям компенсации потерь, связанных со скрытой инфляцией. Ради бога, надо только определить, кто и из каких доходов.
Еще я написал, что если бы кто-то знал тогда, что в 2000е нефтяная рента вырастет в пять раз, то это можно было бы легко обещать людям и, возможно, даже сделать. (Хотя и здесь не все просто, потому что такие выплаты в 2000е гг. подстегнули бы текущую инфляцию.) Но в любом случае этого не мог себе представить в 1991 г. никто. А в этом случае обещание выплатить потери от срытой инфляции было то же самое, что обещание компенсировать рост цен. То есть чистым популизмом. Логика Гайдара состояла в том, что любителей делать популистские заявления в стране и так как грязи, а вот тех, кто публично говорит правду, практически нет. Гайдар выбрал для себя эту политическую нишу (скажем так, без пафоса), на этом стоит социальный и политический капитал Гайдара как исторической фигуры. За это он и многое заплатил.
Мысль о том, что если бы Гайдар пообещал отдать вклады, то мы бы сейчас жили при либеральной демократии, - одна из тех восхитительных наивностей русского интеллигентского дискурса, которыми устлана наша дорога к нелиберальной недемократии.
И еще, в защиту даже не Гайдара, а Горбачева, Рыжкова и Павлова. В 1987 - 1988 прошло несколько совещаний с крупнейшими и прогрессивнейшими экономистами, консультировавшими в то время Горбачева и Рыжкова, - на тему повышения цен. Почти все они высказались против повышения. И я в общем думаю, что те совещания внесли бОльший вклад в развал СССР, чем Беловежская встреча. Но кто же знал? Однако если бы это решение было принято, вопрос о возврате советских вкладов не стоял бы, их по большей части съела бы открытая инфляция, а вероятность того, что мы бы сегодня жили при либеральной демократии, хотя и осталась бы незначительной, но в своей незначительности более значительной.
===============
ГАЙДАР ОБЩЕСТВЕННЫХ ФРУСТРАЦИЙ
Петр Авен в интервью Виктору Лошаку высказал мысль, что гайдаровское правительство должно было пообещать людям вернуть их вклады в Сберкассах, обесцененные реформами начала 1990х. Это повысило бы доверие людей к этим реформам и реформаторскому правительству. Петр Авен сыграл важную интеллектуальную и организационную роль в становлении команды Гайдара и на первых порах входил в гайдаровское правительство. И все эти годы он продолжает общественную дискуссию на эту, безусловно, ключевую для истории новой России тему (один их совместный с Альфред Кох замечательный том «Революция Гайдара» чего стоит!).
Мысль об обещании компенсации за утраченные вклады несколько раз всплывала в этих дискуссиях, и в свое время мне тоже показалась спасительной. Действительно, если бы из доходов, полученных от приватизированных предприятий, людям бы делали выплаты за утраченные вклады, это могло бы компенсировать травму реформ и повысить доверие к приватизации.
Впрочем, если мысленно вернуться в контекст 1992 г., становится ясно, что это вряд ли сработало бы. Тогда до возможности каких-то выплаты казалось так далеко, что об этом практически не стоило думать, а приватизируемая советская собственность в разгар системного и макроэкономического кризиса вовсе не выглядела каким-то лакомым куском, который можно обвешивать обременениями. Публичное признание ответственности за вклады лишь разогрело бы популистский аппетит: с правительства начали бы требовать конкретных сроков и порядка выплат, раз уж оно официально признало свою ответственность. Сейчас мне кажется, что это бы ничуть не помогло. А впечатление, что так можно было сделать, связано не с динамикой приватизации и реформ, а с бешеным ростом цен на нефть в 2000е гг., в результате чего стало ясно, что суммы, о которых идет речь, – это просто тьфу, что такое. И из дармовых денег их вполне можно выплатить. Но в 1991 г. на это никто не мог рассчитывать, и выплаты на горизонте десяти – пятнадцати лет казались абсолютно нереальными. Но дело не в этом.
О том, что никаких вкладов ко времени прихода Гайдара в помине уже не было, писалось много раз. Содержательное обсуждение этих вопросов можно прочесть у Константин Сонин. Костя, впрочем, не прав лишь, когда пишет, что исчезновение вкладов – результат печатания денег в 1989 – 1991 гг. На самом деле советское наличное обращение было устроено так. Людям выдавали зарплату, которая затем через сеть торговли возвращалась в бюджет и обратно выплачивалась им в виде зарплаты. Но так как товарного обеспечения под выданные зарплаты не хватало, то люди несли деньги в сберкассы. А правительство выплачивало им в следующем цикле зарплату из денег, полученных от торговли, и тех, что были принесены в Сберкассы. (Благодаря архивным публикациям ЦБ, мы теперь знаем динамику этого процесса с точностью буквально до рублей; но вполне осознавали проблему и Брежнев, и Андропов, и тем более Горбачев.)
Иными словами, вкладов этих не существовало НИ_КО_ГДА. Это были преимущественно деньги, выплаченные в виде зарплаты, под которые не существовало товарного обеспечения. Если бы цены не были фиксированными, то на выпущенные товары просто бы выросла цена, и нечего было бы нести в Сберкассу. Но так как они были фиксированными, то оставшееся на руках покрытие их несостоявшегося роста и неслось в Сберкассу, чтобы когда-нибудь там пропасть. Но дело даже не в этом, хотя мы уже ближе.
В начале 1980х я как раз входил в возраст социальной и интеллектуальной осмысленности и поражали меня две вещи. Во-первых, умные и взрослые люди вокруг меня, объясняя неэффективность и жестокость строя, который существует, предупреждали меня, что он – между тем – вечен и никогда не может измениться. Во-вторых, меня поражало то, что повсюду люди мало что делали осмысленного, без конца пили чай на работе, рассказывали, как бессмысленно и абсурдно устроен их труд, потом еще заваривали чай и рассказывали, как еще бессмысленнее и абсурднее устроено все на каком-нибудь производстве со слов своего родственника или знакомого. Я думал: как же это может существовать вечно, если так все абсурдно устроено и никто ничего не делает? Это просто в какой-то момент все вдруг должно лопнуть. И оно лопнуло.
И дело вот в чем. А почему, собственно, этим людям, которые десять лет друг другу рассказывали, как все абсурдно, пили чай и опять рассказывали, кто-то должен что-то компенсировать? Почему, если вами десять лет правил маразматик, а потом еще один маразматик, и все пришло в полное дерьмо, то почему следующее поколение должно вам за это заплатить? И если мы обяжем его компенсировать, то почему само оно не должно преспокойно пить чай и залезать в карман следующего поколения, которое будет компенсировать ему?
Конечно, мне сейчас напишут: мои мать и отец всю жизнь честно работали… Мои мать и отец тоже честно работали, но это так не работает. Их честная работа пошла на оплату калашниковых для повстанческой армии в Анголе. Спрашивайте с г-жи Изабель душ Сантуш. Ах, вы не знаете, как? Вот поэтому я и думаю, что Гайдару не помогло бы принятие на себя обязательств за вклады, которых никогда не существовало. Общественной фрустрации нужен козел отпущения, а не реальные деньги, с потерей которых она уже смирилась.
Это соображение кажется мне своевременным и важным. Мне, конечно, тоже жалко людей, которые под конец жизни обнаружили себя в 1990е гг. в бедности (хотя удел предыдущих советских поколений был, в сущности, еще хуже). Но их судьба – судьба последнего советского поколения и мифического долга Гайдара перед ним – нами, по-моему, не осмысленна в своей обнаженной правде. Вы, конечно, можете думать: а что я тут могу изменить? Я честно работаю, строю дом, купил новую машину. Но правда в том, что за то, что дела там, где вы ничего не можете изменить, идут куда-то не туда и принимают какой-то маразматический характер, придется потом заплатить. И скорее всего – вам. Впрочем, есть и хорошая новость: виноват в этом будет все-равно Гайдар.
===============
Борис Грозовский:
Ещё раз о советских вкладах и приватизации
Отрывок из интервью Петра Авена, которым я тут делился вчера, вызвал бурные споры - у меня в фб и много отдельных записей. Очень ценный комментарий Константина Сонина (https://www.facebook.com/100000496329486/posts/4664746080218557/); комментарий Кирилла Рогова (https://www.facebook.com/100000228894912/posts/5712953878722185 ), с которым я не согласен, и замечание Алексея Титкова (https://www.facebook.com/528503904/posts/10159040130913905 ) о том, что вкладчики советского Сбербанка демонстрировали зачатки капиталистического поведения. Поэтому, кстати, реформаторам весьма резонно было их поддержать, а не валить все на Горбачева-Рыжкова-Павлова, благодаря экономической невинности которых эти сбережения обнулились (конечно, это произошло до Гайдара).
Конечно, Сбербанк СССР и сам СССР были банкротами. С другой стороны, Россия признала внешние долги Союза, почему было не признать и внутренние? Ведь Сбербанк- это было вполне государство. Аргумент, что эти долги были «бумажными», отвергается: 1) в любом банке деньги не лежат, а инвестируются, 2) долги Сбера, по совести, с лихвой обеспечивались госимуществом, благо почти все было государственным.
Константин пишет, что любой способ признания этих долгов постсоветским правительством был бы перераспределением будущих доходов (генерируемых госимуществом). Но мне кажется, был ещё способ компенсировать эти вклады, не создавая при этом инфляционного перегрева.
Вклады в Сбере замораживаются на определённую дату (допустим, дату распада СССР). Далее государство делает эти счета целевыми - приватизационными, соглашаясь принимать с них деньги только в счёт реализации госимущества. И начинает малую приватизацию. Допустим, на среднем счете лежит по 1000 руб (эквивалент 5 среднемесячных зарплат до ускорения инфляции, в 1985), но есть и немало счетов по 5-20 тыс руб (при наличии московской прописки кооперативную квартиру можно было купить за 3-8 тыс руб; 15 тыс - цена «элитного» жилья.
Так вот. В малой и средней приватизации, которая вовсю шла года с 1989, основная цена имущества - недвижимость (вся тогдашняя сфера услуг и торговля). Ничто не мешало продавать ее за рубли с этого аналога инвестсчетов, организовав при этом их вторичный рынок купли-продажи.
Допустим, у тебя на таком счете зависли 10 тыс. А ты хочешь купить парикмахерскую или маленький магазинчик за 20 тыс. Значит, надо купить столько же «инвестиционных рублей» или купить этот магазинчик вдвоём с другим таким же сберегателем.
Поскольку массы госимущества к продаже предназначались гигантские, у тех, кто не хотел участвовать в приватизации, была бы возможность выгодно «выйти» из инвеструблей. Сама приватизация стала бы более конкурентной - у людей были бы деньги для покупки госимущества. В экспериментальном порядке можно было бы даже в течение 1992 или 92-93 продавать госимущество только за средства с таких «инвестсчетов», пока этот навес не рассосался бы.
И главное, приватизация перестала бы быть номенклатурной - мы получили бы большой класс собственников на конкурентных началах. Если масса вкладов не была бы поглощена малой приватизацией и дожила бы до 94-96 - тем лучше. В отличие от приватизационных ваучеров с неопределённой и почти нулевой стоимостью и инфлирующих российских рублей замороженные советские инвеструбли воспринимались бы как «реальные деньги». У государства в то время не было цели «заработать на приватизации», а функцию справедливого и конкурентного разгосударствление имущества, вполне в духе де Сото, решить таким образом было можно.
Плюс к тому, если бы Россия приняла подобную схему, то что-то подобное были бы вынуждены придумать и советские республики. А из советских протокапиталистов родилась бы (на китайский манер) мелкая постсоветская буржуазия, обширный класс буржуа и лавочников. Как якобы и мечтали Ельцин, Гайдар, Чубайс и др.
Телеграм: EventsAndTexts