Андрей Камакин
Трагедия Горбачева: "Он лежал на кушетке, в глазах стояли слезы"
Первому и единственному президенту СССР исполняется 90 лет.
«Михаил, Михаил, ты построишь новый мир. Не английский, не французский, но ты русский богатырь...» Песня польского музыканта Анджея Росевича «Веет весна с Востока», написанная в 1987 году, в разгар перестройки, сегодня, конечно, кажется детски наивной. Но устами младенцев — а стало быть, и взрослых, сохраняющих детскую непосредственность, — глаголет, как известно, истина. Он ведь и в самом деле построил «новый мир». 2 марта «богатырю Михаилу», Михаилу Сергеевичу Горбачеву, исполняется 90 лет.
Конечно, далеко не всем нравится эта новая глобальная реальность. Да, собственно, и ему самому она не очень нравится. Ему-то мечталось о другом — о «социализме с человеческим лицом», о реформированном, обновленном, но сохраненном Советском Союзе.
«События пошли по другому пути, — говорил он 25 декабря 1991 года в своей самой последней, прощальной речи в качестве президента СССР. — Возобладала линия на расчленение страны и разъединение государства, с чем я не могу согласиться...»
Не уникальный, но крайне редкий случай в истории: он перестал быть главой государства в связи прекращением существования самого государства. И те, кто считает, что этот позор дался ему легко, тот ничего не знает о Горбачеве.
«Он лежал на кушетке, в глазах стояли слезы, — описывал Александр Яковлев последние часы пребывания Горбачева в кремлевском кабинете. — «Вот видишь, Саш, вот так», — говорил человек, может быть, в самые тяжкие минуты своей жизни, как бы жалуясь на судьбу и в то же время стесняясь своей слабости... Как мог, утешал его. Да и у меня сжималось горло. Мне до слез было жаль его. Душило чувство, что свершилось нечто несправедливое...»
Яковлеву здесь вполне можно доверять как источнику информации: ушедшего 15 лет назад из жизни «архитектора перестройки» трудно заподозрить в стремлении приукрасить образ его бывшего шефа. В своих мемуарах он давал Михаилу Сергеевичу неприглаженную, местами крайне нелицеприятную характеристику:
«Он умело скрывал за словесной изгородью свои действительные мысли и намерения. До души его добраться невозможно. Голова его — крепость неприступная. Мне порой казалось, что он и сам побаивается заглянуть в себя, откровенно поговорить с самим собой, опасаясь узнать нечто такое, чего и сам еще не знает или не хочет знать. Он играл не только с окружающими его людьми, но и с собой...
Будучи врожденным и талантливым артистом, он, как энергетический вампир, постоянно нуждался в отклике, похвале, поддержке, в сочувствии и понимании, что и служило топливом для его тщеславия, равно как и для созидательных поступков...
У него своеобразное обаяние, особенно во время бесед в узком кругу... Мог достаточно легко убеждать. Но это продолжалось лишь до тех пор, пока не появились склонность к бесконечному словоизвержению, а также глухота к советам и предложениям...
Человек, стоявший у начала исторического и личного риска, был совершенно не расположен рисковать в вопросах, куда менее сложных. Свалить дуб, то есть диктатуру, решился, а вот сучки обрубить испугался. Боязнь чего-то худшего даже тогда, когда для этого не было достаточно серьезных оснований, лишь усиливала у него постоянное стремление к перестраховке...»
И это еще далеко не самые жесткие из оценок. Наверное, Александр Николаевич не всегда и не во всем объективен. У него свой счет к Горбачеву: под конец перестройки тот его, говоря словами самого Яковлева, «отбросил в сторону», оставил не у дел. Да и «архитектор» признавал, что в его размышлениях о Горбачеве «много субъективного».
Но с конечным выводом своего соратника согласится, пожалуй, и сам юбиляр: «Без всяких колебаний утверждаю, что Михаил Сергеевич искренне хотел самого доброго для своей страны, но не сумел довести до конца задуманное... Ему выпало испытание: подняться на самую верхотуру и стремительно скатиться вниз; волею судеб оказаться у руля в тот момент, когда накопленные противоречия подошли к критической точке; положить начало тенденциям, окончательное суждение о которых придется выносить потомкам; познать сладость всемирной славы, но и горечь отвержения у себя на родине».
Все верно. Что касается «отвержения на родине», то этому можно найти и социологическое подтверждение. Отношение к этой исторической фигуре демонстрирует практически непрерывную тенденцию к ухудшению. Правда, последние опросы на эту тему проводились ведущими социологическими службами страны 4–5 лет назад, но есть основания полагать, что перелома в тренде за последние годы не произошло.
Так, по данным ФОМ, 20 лет назад положительно о Горбачеве отзывались 16 процентов опрошенных. А через 15 лет, в 2016-м, — лишь 9. Доля относящихся плохо выросла за тот же период с 31 до 39 процентов.
Основная претензия к Горбачеву тех, кто негативно оценивает его историческую роль, — он «развалил страну». Это то, за что его будут корить до конца жизни. И в чем он на самом деле меньше всего виноват.
Крах Советского Союза был предопределен его конституционной моделью. «За каждой союзной республикой сохраняется право свободного выхода из СССР» — гласила статья 72 Основного закона Союза. Горбачев лишь предоставил республикам свободу выбора. Точнее — создал условия, при которых это право могло быть реализовано.
Распад Советского Союза был куда более добровольным делом, чем его создание. Критикам «разрушителя страны» Горбачева стоит вспомнить, что даже в «городе русских моряков», Севастополе, доля проголосовавших за независимость Украины — на референдуме, прошедшем 1 декабря 1991 года, — составила 57 процентов. В Донецкой области за незалежность высказались 84 процента...
Советское здание рухнуло, как только из него вынули стержень, на котором все держалось, — диктатуру КПСС, партии, являвшейся, согласно отмененной в марте 1990-го шестой статьи Конституции, «руководящей и направляющей силой советского общества, ядром его политической системы». Не надо было вынимать, костерят Горбачева ностальгирующие по «красному проекту» оппоненты. А некоторые доказывают, что реформы вообще были не нужны. От добра, мол, не ищут.
На это отвечает сам Михаил Сергеевич: «Я хотел бы, чтобы те, кто берется судить то время и инициаторов перестройки, вспомнили, насколько всеобщим и настойчивым было тогда требование реформ. «Перемен, требуем перемен». Об этом говорили люди на работе и дома, об этом пели песни, об этом снимали фильмы и писали книги. Лейтмотив был один: «Так дальше жить нельзя!»
И хотя у системы были свои резервы и ресурсы, которые позволили бы «поцарствовать» десять-пятнадцать лет, ничего особенно не меняя, пойти по такому пути было бы просто безответственно. И это понимали все члены тогдашнего руководства, хотя впоследствии многие из них заняли разные позиции по ключевым проблемам реформирования страны».
Трудно сказать, какова была бы судьба страны, если бы перестройки не было, но сомнительно, что лучшей. Следствием всякого гниения является распад. О том, бывает, когда с реформами запаздывают, свидетельствует печальный пример режима Чаушеску.
Был, впрочем, и другой путь — китайский. Китайское руководство начало трансформацию еще раньше Горбачева, но нажало в конце концов на стоп-кран политреформ, ограничившись экономическими преобразованиями. Переломным моментом были события на площади Тяньаньмэнь — демонстративно жестокое подавление оппозиционных выступлений, в ходе которого кишки протестующих в буквальном смысле наматывались на гусеницы танков.
Это побоище служит источником вдохновения для многих критиков Горбачева. Мол, вот как надо было. А кое-кто и сегодня не прочь применить то китайское «ноу-хау». Чтоб впредь никому неповадно было бунтовать.
«Знаете, о чем я мечтаю? — откровенничал некоторое время назад один представляющийся политологом регулярный участник пропагандистских телешоу. — Чтоб в один прекрасный день собрались вы все на большом майдане, все горлопаны, крикуны сетевые, хомячки, борцы с коррупцией, выступающие за власть народа... И вот когда все бы вы вылезли, вышла бы танковая армия и всю сволоту, все говно нации намотала бы на гусеницы, выжгла бы все каленым железом».
Гвозди бы делать из этих людей... Спорить с ними — все равно что доказывать негуманность нацистских концлагерей или сталинского террора. Бесполезно и бессмысленно. Столь же бессмысленно рассуждать, имелась ли такая опция, как бойня a`la Тяньаньмэнь, у горбачевской перестройки. Перестройка была путем, хотя порой и весьма извилистым, в прямо противоположном направлении — от диктатуры к свободе. Что говорить о Горбачеве, если на кровопускание не решились даже те, кто попытался его остановить, — члены ГКЧП!
И слава богу. Не только с точки зрения гуманизма: жертвы в любом случае оказались бы напрасными. Советский Союз был устроен намного сложнее, чем Китайская Народная Республика, — тамошние вожди не сталкивались с серьезной угрозой территориального распада. Куда ближе нам в этом смысле югославский опыт.
Собственно, этот путь и представляет собой наиболее вероятный альтернативный сценарий. И по итогам «собирания земель» мы, скорее всего, получили бы точно такой же результат, что и несгибаемый Слободан Милошевич: истерзанная междоусобными войнами, залитая кровью, разъятая страна.
Повторю давнюю свою мысль: успешность Горбачева как политика надо оценивать не столько по тому, что у него получилось, сколько по тому, чего удалось избежать. Да и так ли уж плохо то, что мы имеем в итоге?
30 лет прошло, как распался Союз. 30 лет и два месяца. Казалось бы, вполне достаточный срок, чтобы провести «работу над ошибками». Ну, если распад Союза и в самом деле действительно считать исторической ошибкой. Теперь-то уж никакой «разрушитель» Горбачев этому не препятствует. Но что мы видим? Ни одна из расселившихся по отдельным квартирам бывших братских республик не захотела вернуться в «коммуналку». Все, напротив, гордятся своей независимостью.
Вот, к примеру, слова Александра Лукашенко — лидера самой культурно и ментально близкой нам, поистине братской державы: «Столетиями наш народ терзали, грабили, уничтожали, в лучшем случае просто не замечали. Поэтому он всегда мечтал о свободе. Чтобы, ни на кого не оглядываясь, жить своим умом, облагораживать родную землю, чтобы развивать национальные традиции и культуру, мирно трудиться ради себя и своих детей, на благо многострадальной Родины. И вот мечта сбылась. Мы живем в независимом государстве».
Исключением здесь может показаться Россия. Но ведь и россияне, ратующие за восстановление СССР, грезят не об упразднении суверенной России, а о ее преумножении — об империи со столицей в Москве. Вряд ли бы их устроил вариант, при котором «командование парадом» осуществлялось из-за пределов страны. Например, из Киева, как это предлагали в свое время некоторые креативные депутаты Госдумы, носившиеся с идеей создания восточнославянского государства.
А уж про наших былых сателлитов и говорить нечего. Там желание «вернуть все назад» мало настолько, что кое-где Горбачеву — в воссоединившейся Германии, например — даже ставят памятники. Короче говоря, «новый мир» хоть и далек от идеала, но все-таки не столь отвратителен, как об этом любят трындеть ненавистники Горбачева. Могло быть гораздо ужаснее.
Берлинская стена, надпись: «Спасибо, Горби». Октябрь 1990 года.
Не факт, например, что остановленное Горбачевым ядерное противостояние сверхдержав не привело бы к новому Карибскому кризису. И не факт, что на этот раз обошлось бы без нажатия «красных кнопок». И совершенно точный факт: афганская война унесла больше жизней наших солдат. Намного больше.
Есть такие, кто и вывод советского «ограниченного контингента» считает ошибкой. Если не предательством. Надо, мол, было воевать до победного. Но вряд ли к этим доводам отнесутся с пониманием родители 15 тысяч «воинов-интернационалистов», получивших своих сыновей в цинковых гробах. О том, насколько «популярной» была та война, свидетельствуют врезавшиеся в память строчки композиции уральской панк-группы «Водопад имени Вахтанга Кикабидзе» (1987 год):
Товарищи, в стране нехватка цинка.
Об этом и душа моя болит.
Недавно сына получил в посылке,
А ящик даже цинком не обит.
Берегите цинк, цинк.
Подрастает ваш сын...
Могла намного хуже сложиться и судьба самого Михаила Сергеевича. В этом смысле его уж точно нельзя назвать «политическим неудачником». Это первый лидер страны за тысячелетнюю историю державы, который добровольно оставил свой пост и остался при этом в живых и на свободе. И пока единственный, оставшийся после схода с олимпа власти независимым политиком. Ни Бориса Ельцина, ни Дмитрия Медведева к этой категории отнести нельзя.
Что же до оценки итогов его деятельности, то признать, что Горбачев потерпел разгромное, тотальное поражение, можно лишь в том случае, если считать, что свобода вчистую проиграла несвободе. Однако этот исторический спор еще далек от завершения. Спор продолжается — и в мире, и в нашей стране.
https://www.mk.ru/politics/2021/03/01/tragediya-gorbacheva-on-lezhat-na-kushetke-v-glazakh-stoyali-slezy.html?fbclid=IwAR2OJ-tO89kK4dQNiIR8KOE9P-Ouxpl-2tEQW8mleKW2K0pGQjO0IjmoeyU
==================================
Илья Гращенков
2 марта, 06:43 ·
2 марта 2021 года Горбачеву исполнилось 90 лет, 11 марта 1985 года 54-летний генсек возглавил СССР, который сам же ликвидировал в 1991 году. Казалось бы, все это уже история, но нет. Сегодня, в юбилей экс-президента СССР (кстати, мы бы сейчас вполне могли отмечать 36-летие нахождение Горбачева у власти, если бы история пошла немного иначе), люди в стране по-прежнему разделены. Одна часть тоскует по утраченному Союзу, клянет юбиляра и мечтает о советской «реконкисте». Другая, наоборот, признает Горбачева последним из гуманистов, грустит по тому «интеллигентному» протесту конца 80-х, хочет, что бы Россия вернулась в те времена, когда с разрушением Берлинской стены страна вновь стала частью Западного мира.
Конечно, за окном совсем другое время. Запад уже не тот, а в России с каждым днем крепнет реакция, которая тянет страну то ли назад в «тридцать седьмой», то ли еще дальше – во времена смуты и средневековья, выбирать между новой версией Невского или Дзержинского. Горбачев и его Перестройка открыли форточку в том душном помещении, каким стал ненавистный многим «совок» с его формализмом, фальшью и безнадегой. В эту же форточку унесло и ту пресловутую стабильность, по которой до сих пор ностальгируют те, кому духота казалось теплом. Не только колбаса по 2.20, рабочие места и чувство социального равенства, но и ощущение Великой Страны, фантомные боли по которой так терзают многих россиян.
В этом смысле, Перестройка не закончилась, она в разгаре. Как писал Пелевин: «СССР, который начали обновлять и улучшать, улучшился настолько, что перестал существовать (если государство способно попасть в нирвану, это был как раз такой случай). Вслед за Перестройкой случилось нечто невероятное, новый НЭП, крах которого в 98 привел к реакции и появлению «консервативного» Путина, который неожиданно для всех начал возвращать «впавший в нирвану» Союз. Конечно, в причудливой форме, с чертами православия, царской империи, рыночной экономикой и олигархическим бандитизмом, но по сути именно тот самый «совок», с которым так успешно боролся Горбачев. Недаром мы вновь стоим на распутье: Перестройка 2.0 или возвращение в СССР 2.0, сохранение прозападного курса или баррикадированнье в крепости (с разворотом на Восток), рыночный либерализм или цифровой госкапитализм?
Как ни странно, но спустя 36 лет мы вновь стоим перед тем же моральным и этическим выбором. Что во главе наших ценностей: гуманизм, человек и его права и свободы или государство и его власть? Как и прежде, с обеих сторон довольно мало «радикалов», тех, кто поддерживает тот или иной полюс страстно и безапелляционно. Народные массы, как и во все времена, по большей части безмолвствуют. Широко известно, что в народе сильны идеи абстрактного патернализма: плати пенсии, дай работу, обеспечь досуг и гордость за страну. В этом смысле современное общество ушло не далеко от советского, в котором «социальное иждивенчество», было возведено в стратегию выживания. Меньше работай (работа не волк), тащи домой каждый гвоздь (ты тут начальник, а не гость!), получи спецпаек, обойди всех в очереди и т.д. Рыночные отношения приняли и воспользовались ими, показав свои конкурентные преимущества, те самые 5-10% населения, которые сегодня принято относить к либерально-рыночному сегменту. Остальные стали работать на них, а оттого – ненавидеть. Желание вернуть Советский Союз, с его плановой экономикой, но прежде всего – системой распределения, мечта населения о том, что им опять начнут давать что-то: квартиры, пособия, работу. На эту искаженную мечту о справедливости (тонкий слой масла на хлеб, но для всех равный) упирают и сторонники «возврата» к доперестречным временам
Только с сохранением привилегий в виде частной собственности и богатств для касты высшего руководства. Как у Оруэлла в «Скотном дворе» лозунг «Все животные равны!» в итоге выродился в дополнение, «но некоторые – ровнее!». Но в целом и такой подход, с чисто косметической «справедливостью», многих бы устроил. В принципе, ФОМ этот тренд выявлял в последние 15 лет, таким он и остается по сей день, несмотря на то, что все происходящее в стране, мягко говоря, обратно этому запросу. Богатые продолжают богатеть, бедные – беднеть, однако до 2021 года и пандемии рейтинг власти лишь рос, а элита чувствовала себя спокойно и стабильно. Но в нынешней ситуации, трансфера и турбулентности, а так же пост-пандемийного кризиса, запрос на справедливость может обостриться и принять более радикальные формы. Идеология иждивенчества может вылиться в старый лозунг «отнять и поделить», недаром разговоры о национализации и безусловном базовом доходе давно будоражат умы «левого» электората.
Сегодня России нужна нормализация. Да, так когда-то называлась чешская программа по возвращению к тотальному контролю коммунистической партии, но в данном случае речь как раз о Перестройке 2.0 и возврату к тем идеям, которые продвигал «ранний Горбачев». Примечательно, что отмечая его 90-летие мы до сих пор спорим лишь о том, в какую точку времени нам следует вернуться «до» 1985 или «после» 1991, что еще раз подчеркивает мой главный тезис – пока мы все еще живем в эпоху Перестройки.
==================
Александр Рогинский
2 марта, 06:37 ·
Когда-то, объясняя мне, чем Горбачев отличается от всех последующих правителей России, мой отец рассказал мне историю о том, как, уже уйдя от власти, Михаил Сергеевич снялся в рекламе... я уже не помню даже чего... и заработал миллион долларов. "И вот можешь ли ты себе представить, сынок, чтобы Путину, Медведеву или даже Ельцину такое могло бы прийти в голову?"
Мне кажется, что это достаточно красноречивая деталь, и хочется пожелать нам всем вновь дожить до такого правителя, которому после отставки придется для поддержания штанов зарабатывать себе миллион долларов таким удивительным способом.
Всех наших человеческих претензий к Горбачеву (и личной претензии моей семьи — гибели Толи Марченко в Чистопольской тюрьме в декабре 1986 года) это, разумеется, не отменяет, но, в целом, хочется сказать, что такого правителя, про которого можно было бы точно сказать, что на его совести нет ни одной человеческой жертвы, мне кажется, не существует в природе. Подозреваю, что целые комиссии должны быть в Чистилище, рассматривающие вопросы о том, какого почившего правителя куда направить. Это же так сложно бывает понять (если ты, конечно, не Гитлер и не Сталин), за что лично ты, правитель, ответственен, что сделано по твоему приказу, что сделано с твоего молчаливого одобрения, что ты не смог остановить по объективной слабости твоей власти, что мог бы остановить, но не захотел рисковать...
И да, кто-то уже справедливо отметил, что Горбачев поставил определенный рекорд: до 90 лет не доживал еще ни один правитель России (предыдущий рекорд — 89 лет — принадлежал А.Ф. Керенскому). И это тоже, разумеется, повод для гордости!
==================
Киселев Виктор
2 марта, 04:54 ·
М.С. Горбачев был разрушителем социализма сталинского типа. Он открыл окна и двери для свободы информационной, открыл границы для свободных поездок на Запад, много сделал для свободы информации , в том числе о подлинном знании трагической истории отечества в 20 веке....Он не цеплялся за власть и был честен даже тогда, когда хотел сохранить СССР, возможно в другом его качестве-федерации, конфедерации...Он способствовал разрушению холодной войны и ликвидации чудовищной стены в Берлине...
Но он оставался пленником идеи социализма , он не довел кадровую революцию до конца-не тронул Крючкова и не завершил реформу КГБ. Приближение Янаева-его ошибка. Он не додумал проблему неизбежного распада СССР и экономической катастрофы, вызванной этим распадом. Он мог обратиться к Западу за полной поддержкой, но не сделал этого, да и сам Запад не смог начать экономическое спасение страны, начавшей входить в экономический ступор. Запад в очередной раз показал свою несостоятельность в поддержке демократии, ограничившись кредитом и куриными ножками.....
Недооценка М.С.Горбачевым процессов освободительных в Грузии, Литве и в целом в Прибалтике привела к трагическим событиям...
Часть его соратников ушла от него именно по причине нерешительности М.С. Горбачева в отказе от советизма и социализма. Например, А.Н. Яковлев. Архаичная система социализма нанесла удар по Горбачеву и переменам трагедией Чернобыля. Тяжесть её несет до сих пор Украина и частично Белоруссия.
Осторожность политическая Михаила Сергеевича вела его и страну в тупик, потому что он оставался социалистом, надеясь перевести КПСС на рельсы социал-демократизма. Что было утопией....
И , тем не менее, я был горбачевцем, его яростным сторонником до тех пор пока видел в нем его победу над замшелым и косным политбюро, его мужество в том, что он НАЧАЛ перестройку в СССР, открыл демократические шлюзы для свободы и инициативы масс.
Горбачев М. С. был честен всегда, даже в своих ошибках. Было бы странно обвинять его , члена Политбюро, секретаря ЦК КПСС, начавшего освобождение народа в том, что он не хотел полного уничтожения социализма. Эти упреки не по адресу. Он сделал много и надо его ценить за ТО, ЧТО ОН СДЕЛАЛ, а не поливать грязью за то, что он НЕ МОГ СДЕЛАТЬ. Я уже писал, что впервые за многие десятилетия мир стал открытым для нас, а мы для них. Значение М.С.Горбачева в начале раскрепощения народа, но не его вина, что большинство этого народа, столкнувшись с экономическими трудностями, не захотело этой свободы и раскрепощения... Страна оказалась в итоге в руках властолюбцев, карьеристов и захватчиков всех ресурсов страны во имя личного обогащения. Они уничтожили ростки той свободы, что посеял Горбачев, и вместо них создали фикции демократии, парламентаризма, федерации... Вернули страну в состояние изгоя в мире, империи зла. Впереди новая перестройка, тяжелая борьба с оккупантами России. Либо гибель страны в интересах стервятников разного толка...
==================
Ирина Драгунская
2 марта, 02:19 ·
Для одного хорошего журнала написала к сегодняшней дате.
МОЙ ГОРБАЧЕВ
Этот текст-признание написан человеком, чье раннее детство было заполнено «дедушкой Лениным» и рассказами Бонч-Бруевича, чья начальная школа пришлась на «гонку на лафетах», а юность угодила в разгар «перестройки и ускорения». Если в первом классе нас кормили святочными рассказами «про то, как Ленин чернильницы кушал», то в последнем классе подробно разъясняли, что у Ульянова был сифилис мозга. Мы не знали, что это, но догадывались – что-то ужасное, невообразимо позорное. И как «дедушка» в нашем сознании превращался в монстра, так и страна – из царства справедливости – в рушащийся барак.
Когда к власти пришел Михаил Сергеевич Горбачев, мне было одиннадцать, я была примерная пионерка, и, несмотря на малый возраст, хорошо понимала: большую часть жизни я простою в очередях. В очередях за самым простым – за молоком, туалетной бумагой, стиральным порошком. Один из страхов моего (и не только моего) детства был страх «потерять очередь». Забудешь, за кем стояла, так и не пустят обратно, не поглядят, что ребенок. Помните эту просьбу к стоящему сзади: «Запомните меня»? Сколько раз я повторяла это, сколько раз это повторяли вы?
Горбачева я воспринимала, разумеется, через призму взрослого взгляда и слуха – у него была нарядная жена и смешной говорок. Он вообще поначалу всех веселил. Но, по крайней мере, он был жив и бодр, невероятно бодр, если вспомнить его предшественников, правящих страной, не приходя в сознание. Над ним смеялись. Открыто. Над термином ускорение – особенно громко. Куда ускоряться? И так все летит в тартарары. Потом осталась одна perestroika. Одно из немногих добрых русских слов (помимо слова sputnik) вошедших во все языки. Perestroika, Gorbacheff.
Когда мне было четырнадцать, я спокойно не стала комсомолкой, и мне ничегошеньки за это не было, а из Афганистана вывели войска. За год до этого у нас в школе выступал «афганец» (так называли тогда ветеранов той ужасной войны) и рассказывал про то, как подорвался на мине. Доброе и улыбчивое лицо его было сильно обезображено шрамами. Мы сознавали, что наши мальчики через несколько лет могут оказаться там. Не оказались. Спасибо, Михаил Сергеевич. Для родителей мальчиков стало одним кошмаром меньше. Наши мальчики проскользнули между Афганом и Чечней, но некоторые поехали в Карабах.
Мы, московские школьники, жили в сердцевинке шагреневой кожи расползающейся империи, пылающие ее края были для нас лишь страшными звуками: Сумгаит («Сумгаитский погром»), Тбилиси («Ночь саперных лопаток»), Спитак (землетрясение) … все это было в наш первый несостоявшийся комсомольский год; в год, когда никто из нашего класса не надел положенные значки с профилем «дедушки Ленина» (ну, пара отличников не в счет).
Когда мне было пятнадцать, была разрушена берлинская стена.
Это было как окончание войны. Долгожданный и безоговорочный мир. Многие, впрочем, восприняли это как поражение. Но мы ели немецкий хлеб из гуманитарной помощи, странно-плотный, сейчас такой продается задорого в отделах здорового питания, а тогда нам казалось, что это что-то неправильное и невкусное. А датская ветчина в банках «с ключиком»? Вот она очень нравилось. Было стыдновато забирать из школы это все: подсолнечное масло в красивой бутылке (ну, тогда оно казалось очень нарядным), консервы, кажется, там еще была зубная паста. Из той же Германии нам почему-то прислали сахар-песок, и было обидно тащить его с почты - тяжеленный мешок, а варенье мы не варили, что уж о самогоне говорить. Отдали кому-то, кому нужнее. Многие «гнали»: в разгаре была антиалкогольная кампания, пить стали больше и горше. Фольклор не отставал от новостей:
В пять часов пропел петух,
В восемь Пугачева -
Магазин закрыт до двух
Ключ у Горбачева
Люди массово травились голландским спиртом «Рояль», бутылки из-под него демонстрировали торжество дизайна над здравым смыслом. Не мог советский (тогда еще советский) человек поверить, что яд может обладать столь красивой этикеткой. Все красивое было по умолчанию вкусным.
На почту я ходила не только за сахаром, но и за подписными изданиями (сейчас возобновлен институт подписки, но уже в сетевом виде: сначала платишь за издание, а потом его печатают). Начался книжный бум; всем было плевать, что бумага газетная – лишь бы прочесть, лишь бы успеть. Казалось, все это изобилие информации случайно, могут отнять, поэтому впихивали в себя и Кафку и Гурджиева, и наспех переведенные детективы, и Шпета с Шестовым. В художественной школе на просмотре лидировали коты, Иисусы и голые ведьмы: ученики открыли для себя «Мастера и Маргариту», и закрыли нескоро. Иисус стал действительно super star: одноименная рок-опера была поставлена в театре им. Моссовета в 1990, в школьных коридорах замелькали рясы, на крестный ход собирались всем классом: красиво и можно увидеть вблизи актера Янковского. Кстати, о звездах – Игорь Тальков, имя ныне несколько подзабытое, работал именно в этом имидже – русский Иисус. Тогда это еще не казалось дикостью, а было нормой жизни. «Я похож на Талькова и Иисуса!» представился мне один молодой человек в ту пору. Я засмеялась, а он обиделся.
Кстати, о норме жизни: именно в журнале «Трезвость и культура» в 1988 был впервые напечатан роман Ерофеева «Москва-Петушки». На его чтение записывались в очередь, и мне номера достались уже довольно потрепанными, ведь моя очередь была последней (читали в нашей студии по старшинству, и я была младшей).
При чем тут Горбачев? Да при всем.
Тогда всем нам (нам, юным, особенно) казалось, что оно как-то само. Само издается, само путешествуется, само собой куда-то мчится. Сами собой появляются в киосках джинсы-варенки (так и не сбывшаяся мечта) и ликеры необычных расцветок. Сами собой открываются «коммерческие магазины» и частные галереи. Как-то не думалось, что все это, все без исключения, связано с волей одного человека. Горбачева.
Взрослые ушли с головой в свой черно-белый мир кричащих человечков: бесконечные трансляции съездов народных депутатов, орущие делегаты (это теперь мы понимаем, что они вежливо дискутировали), маленький Сахаров, вытащенный Горбачевым из Горького, да, Горбачев сам позвонил по телефону, странно себе такое и представить. Сахаров вскоре умер, в декабре 1989, и казалось, что был мороз, а сейчас проверила – всего минус пять градусов, а стужа - невыносимая…Народу на прощании было очень много, люди шли и шли. Горбачев (и другие высшие партийные чины) пришел расписаться в книге соболезнований.
Через пару месяцев (в феврале 1990) на улицы Москвы вышли сотни тысяч с требованием отменить шестую статью Конституции (о руководяще роли КПСС). Моя школа располагалась в центре, все народные толпы катили свои волны на расстоянии вытянутой руки. Если мы видели толпу, то кричали радостно: «Митинг! Митинг!» (Один раз, правда, это была продажа дынь с грузовика). Это были годы, когда граждане еще не мешали «проходу граждан». Итак, триста тысяч высыпали на улицы Москвы. 7 февраля пленум ЦК КПСС проголосовал за отмену шестой статьи.
Обсценную лексику мы учили не только во дворах, но и по лагерной прозе Анатолия Жигулина, и по книгам Эдуарда Лимонова, вернувшегося в страну в 1991. Вообще, стали возвращаться невозвращенцы: Юрий Любимов, Ростропович и Вишневская, указом Горбачева вернули паспорт (и квартиру) Владимиру Войновичу.
На улицах появился яркий цвет: пусть сперва в ход шли кооператорские дешевые красители, но городской ландшафт расцвел. Многие мои одноклассницы (да и девушки постарше) возмечали пойти в путаны (модное тогда слово), ведь на экраны вышла «Интердевочка» Тодоровского (лучший фильм по опросу журнала «Советский экран» 1990 года). Героиня в исполнении Елены Яковлевой показала понятный путь добывания заграничного тряпья и красивой жизни, но двинулись по этому пути, слава богу, немногие - больше разговоров было и обсуждений. Среди тинейджеров той поры это была горячая тема. «Маленькую Веру» обсуждали всё больше взрослые… Тогда же появились и первые журналы Playboy, и тот факт, что советская актриса попала на его страницы тоже было темой обсуждений. Это было и стыдно, и почетно, и странно. Но Playboy был редкостью, а вот за газетой «Московские новости» я бежала к открытию газетного киоска, иногда, из-за очереди, опаздывала к первому уроку (смешно, но первым уроком в тот день недели была история) и меня не пускали в класс. Я не сильно огорчалась: свою историю я учила по свежему номеру прогрессивной газеты, развернув ее на подоконнике школьного коридора. Вот это был настоящий урок истории! Кстати, на уроках я впервые посмотрела некоторые фильмы на языке оригинала. Что нам только ни показывали: и «Рембо. Первая кровь» и «Фотоувеличение» Антониони. Особенно я благодарна нашим учителям английского. Они признавались, что понимают не все. Как это было не похоже на советскую школу! Учитель, признающий ограниченность своих знаний.
Расцвели и выставочные залы: в 1986, на самой заре перестройки, в ЦДХ привезли Ив Сен Лорана (не только эскизы, но и небывалые волшебные наряды). Мне под ноги упала крохотная жемчужинка с платья, и я много лет хранила ее, как реликвию. В горбачевскую Россию стали привозить большие и значимые экспозиции: свой рекорд стояния в очереди я установила в Пушкинском, когда восемь часов стояла на Шагала (выставка была приурочена к столетию хужожника, в 1987). Кажется, так долго в очереди с тех пор я не стояла… В 1989 году Михаил Шемякин, прилетевший из США, открыл свою первую ретроспективную выставку в ЦДХ. Я стояла в хвосте три часа, и это была одна из прекрасных очередей. В то же время в соседних залах находилось одно из самых полных собраний великого Джорджо Моранди, но туда мало кто заглядывал. Там было прохладно и просторно. И я там тоже была, не веря своим глазам: Моранди в Москве! Вообще-то и репродукций его было не найти, мне только из рук давали посмотреть. За эти выставки я тоже не устану благодарить Горбачева: да, это благодаря ему и его улыбке страна перестала быть закрытой, ощерившейся, опасной для западного мира. Как пел молодой Стинг - Russians love their children too.
Очень быстро это всё промелькнуло, и иногда кажется, что приснилось. Но оно было. Было.
Спасибо, Михаил Сергеевич.
===========