**
Рано утром мне позвонил Бессмертных: надо срочно перевести бумагу, которую через час он собирался передать Бейкеру. Гостиница была в минутах ходьбы от посольства, и я не позавтракав побежал туда. Документ на полутора страницах касался последних нерешенных технических вопросов по договору СНВ: что-то про забрасываемый вес и показанную дальность баллистических ракет.
- Вчера в последний момент подписали Бакланов, Язов и другие, - сообщил мне Бессмертных, - в Москве не успели перевести. Я знаю, вы всем этим продолжаете заниматься, терминологию, наверное, помните.
Через тридцать минут я принес ему отпечатанный перевод на английский и он поехал на встречу с Бейкером. Когда через час он вернулся, я спросил его, как реагировал Бейкер.
- Бейкер говорит, что должно быть приемлемо, - ответил Бессмертных, - но отправил текст в Вашингтон, там должны рассмотреть ведомства.
- Там ведь сейчас ночь, - сказал я.
- Да, - согласился министр, - а надо бы сегодня объявить дату саммита. Посмотрим, может быть, к ланчу ответят.
Во время ланча Горбачева и Буша в американском посольстве вопрос еще висел. Буш сетовал на «бюрократию», Бейкер и Скоукрофт кивали головой, а реакции из Вашингтона все не было. Она пришла в самом конце, когда Горбачев и Буш вдвоем пили кофе. Вашингтон дал добро – теперь можно было объявить дату саммита и программу официального визита Буша в СССР.
**
Но главной в разговоре за ланчем была другая тема.
- Я не большой любитель многосторонних мероприятий, - начал разговор Буш, - даже считаю их потерей времени. Поговорили, приняли коммюнике, и всё. Но в данном случае встреча четко сфокусирована — речь пойдет о будущем наших отношений с СССР. Все думают и говорят только об этом. Понимаю, что СССР переживает сейчас нелегкий период, но мы, как вы видите, не злорадствуем по поводу ваших проблем. Мы не хотим, чтобы у вас произошла экономическая катастрофа. Распад Советского Союза – не в наших интересах. У меня не будет колебаний в поддержке ваших усилий.
Горбачев, как он это делал не раз, решил «заострить тему», возможно потому что уже знал, что предстоящее заседание «семерки» даст скромные результаты, в том числе из-за позиции США.
- Я знаю, - сказал он, - что президент США — человек основательный, что его решения — это решения серьезного политика, а не импровизация. И на основе этих решений мы уже продвинулись к большим перспективам в нашем диалоге, в области безопасности. И в то же время создается впечатление, что президент США еще не пришел к окончательному ответу на главный вопрос — какой Советский Союз хотят видеть США.
Хочу сказать вам как другу: я надеюсь, что на вопрос, какой Советский Союз вы хотите видеть в перспективе, будет дан ответ — динамичный, прогрессивный, поступательно развивающийся, так же как мы сказали, что хотим видеть Соединенные Штаты страной процветающей, сильной, ответственной в своем поведении, нашим близким партнером.
Буш, казалось, удивился сомнениям Горбачева.
- Наверное, мне не удалось четко артикулировать свою позицию, если у вас возникают вопросы. Но вы должны быть уверены: мы хотим, чтобы Советский Союз был демократической, рыночной страной, динамично интегрированной в западную экономику. Наконец — пусть не покажется, что я вмешиваюсь в ваши внутренние дела, но я говорю это в связи с экономикой — Советский Союз, в котором успешно решены проблемы между центром и республиками.
**
Так что летом 1991 года речь шла именно о Советском Союзе, а не о перспективе его распада. И когда спрашивают, был ли у страны шанс сохраниться, это надо иметь в виду. До путча ГКЧП – видимо, был. Мне кажется все зависело от того, удастся ли наладить отношения между Горбачевым и Ельциным. Американцы это понимали. Вот запись телефонного разговора Буша с Горбачевым в конце июня:
«Буш. Здесь сейчас находится Ельцин. Вы, наверное, в курсе его высказываний здесь, в которых он поддерживал ваши усилия. И мне показалось, что в свете этого было бы полезно поговорить с вами.
Горбачев. Вы довольны беседой с ним?
Буш. Да, причем больше, чем при предыдущих контактах. Он прибыл сюда, получив большую поддержку на демократических выборах, для нас это важный факт. Удовлетворение вызывает то, что и публично, и в частных высказываниях он говорит о стремлении работать вместе с вами. Раньше меня беспокоила возможность далеко идущих разногласий между вами. Это могло и для нас создать неловкую ситуацию.
Но Ельцин здесь никоим образом не создавал трудностей для центра. Надо отдать ему должное: он всячески создает впечатление, что будет взаимодействовать с вами — как с человеком и как с президентом. Поэтому опасения, что визит Ельцина может подчеркнуть разногласия между вами, в значительной мере сняты. Американская пресса отмечает этот факт, пишет, что Ельцин ведет себя правильно. Я тоже считаю, что он никак не подрывает ваших позиций.
Горбачев. Я могу сказать следующее: я вижу конструктивную тенденцию в позиции Ельцина в последнее время, и я отреагировал на это адекватно. Я привержен укреплению сотрудничества с ним, с моей стороны здесь нет препятствий или трудностей. Конечно, иногда наш брат подвергается разного рода давлениям. И важно, чтобы Ельцин, несмотря ни на какое давление, удержался на этой позиции».
Конечно, история не знает сослагательного наклонения, но этот разговор мне вспомнился и тогда, и после августовского путча, когда все пошло под откос.
**
«Семерка», конечно, разочаровала, хотя должен признаться, результаты ее тогда не показались мне катастрофическими. Председательствовавший на встрече британский премьер-министр Джон Мейджор зачитал после заседания коммюнике, в которое был включен пункт о визитах министров финансов стран «семерки» в Москву для обсуждения вопросов экономического содействия СССР. Это был шаг, жест, и он еще раз свидетельствовал о том, что холодная война осталась позади. Но пресса подчеркивала, что конкретных договоренностей нет.
Да и само заседание, на котором я переводил, оставило двойственное впечатление. Горбачев зачитал послание лидерам семерки, отвечал на вопросы. Единства среди выступавших не было. Некоторые – Миттеран, Андреотти, председатель Еврокомиссии Делор – призывали признать и поддержать, в том числе деньгами, реформы в СССР. Другие высказывались благожелательно, но неконкретно. Рекорд по части нереалистичности и бестактности поставил премьер-министр Японии Кайфу – человек невысокого роста и политик небольшого масштаба. Когда речь зашла о предстоящей реформе цен, Горбачев сообщил, что планируется до конца года освободить от государственного контроля 70 процентов цен.
- Этого мало, - сказал Кайфу.
Сидевший рядом с ним Делор ухмыльнулся.
Сегодня, на расстоянии, кое-что выглядит не так, как тогда. Запад не пошел на существенное содействие нашим реформам ни в последние месяцы СССР, ни когда начались радикальные экономические реформы в России. Наверное, и не надо было на это рассчитывать.
**
На другой день, перед отъездом Горбачева в Москву, в посольство пришла на встречу с ним Маргарет Тэтчер. Как обычно, разговор она начала с места в карьер, без лишних предисловий:
- Что они наделали! – воскликнула будущая баронесса. – Сейчас, в самый трудный для вас момент, ограничились риторикой, словесной поддержкой. Этим политикам грош цена! Они ни на что не способны, они подвели вас!
Я говорила с ними, убеждала их, что нужны конкретные шаги, и все они признают, что Советский Союз окончательно встал на путь реформ и эти реформы надо поддержать. Теперь надо нажимать на них, чтобы они перешли от слов к делу. Не выпускайте их из рук!
Я верю, - продолжала Тэтчер, - что у вас должно получиться. Недавно я была в США с лекциями, встречалась с бизнесменами, и они тоже настроены оптимистично. У вас замечательная молодежь, это новое, мыслящее, инициативное поколение, готовое идти на риск.
Привожу эти слова Тэтчер, как было сказано и записано, хотя, наверное, они могут показаться сегодня наивными. Молодым людям, о которых говорила Тэтчер, сейчас за пятьдесят, и, по-моему, это поколение ничем особенно себя не проявило.
И главное – в своей оценке лондонского саммита «семерки» Тэтчер оказалась права. Почувствовала своим мощным политическим инстинктом, что отсутствие «конкретных результатов» повредит Горбачеву внутри страны. Через месяц случился ГКЧП.
