Первым пунктом, который обсудил Бейкер с Бессмертных, был Ближний Восток. Окончание войны в Заливе, сказал он, создало новую ситуацию в регионе. Все серьезные игроки, кажется, более или менее готовы говорить о мире. С некоторыми из них у Советского Союза сложились давние отношения и есть рычаги влияния.
Предложенная Бейкером концепция международной конференции по ближневосточному урегулированию под председательством США и СССР была очень близка к тому, чего мы давно добивались. Администрация отказалась от прежней линии на выдавливание СССР с Ближнего Востока. В другие времена это было бы объявлено большим достижением нашей внешней политики.
Но на этот раз важнее было другое, и в беседе Горбачева и Бейкера в Кремле эта тема упоминалась вскользь. Советско-американские отношения оказались на развилке. В обеих странах были влиятельные силы, хотевшие «развода». Буш и Бейкер этого не хотели, доверие к Горбачеву у них сохранилось, но были и опасения.
Вы мужественный человек, говорил Бейкер Горбачеву, ваше место в истории обеспечено тем, что вы сделали для демократии в СССР и для перемен в Европе. Но… дальше по записи беседы:
- Утверждают, что политика президента Горбачева качнулась вправо, говорят, что вы изменили курс. И должен сказать откровенно, что иногда и у нас возникает беспокойство, когда мы видим некоторые признаки, особенно в области ограничения вооружений. Однако у нас нет сомнений относительно того, что в душе вы сохраняете приверженность реформам. Мы хотим верить, что те коррективы, которые вы внесли в свой курс, направлены лишь на то, чтобы обеспечить успех реформ и демократизации, что не произошло фундаментального изменения и отхода от вашего курса, что вы не захвачены силами прошлого. Мы хотим в это верить и верим в это.
«…что вы не захвачены силами прошлого…» Услышав эти слова, я подумал: проблема в том, что Горбачеву не очень помогают «силы будущего».
Горбачев слушал внимательно, что-то помечал в блокноте. На последнюю Бейкера фразу он отреагировал:
- И все-таки — хотите или верите?
- И то, и другое, ответил Бейкер.
- Что касается моего политического курса, сомнений, которые возникли в этой связи, - продолжал Горбачев, - то хочу сказать: я сделал свой выбор давно и окончательно. В моих взглядах, убеждениях, в моем выборе не произошло никаких изменений.
Теперь в свете всего этого о советско-американских отношениях. Они прошли через острый период проверки и выдержали это трудное испытание. И вам и нам это далось нелегко. Я убежден: ничего позитивного не получилось бы, если бы советско-американское сотрудничество нарушилось. И если думать о том, в каком мире мы хотим жить, то я убежден, что от курса на советско-американское взаимодействие нельзя отходить ни на шаг.
Бейкер подхватил эту мысль:
- Мы не намерены менять нашу политику, рассчитываем на продолжение нашего сотрудничества. Действительно, наши отношения прошли через серьезное испытание, которое оказалось непростым для обеих наших стран. Мы считаем, что можем продолжать сотрудничать как две сверхдержавы в международных делах, что положение наших двух стран в мире и впредь будет особым, отличающимся от места в нем любой другой страны.
**
По ходу разговора Бейкер сделал одну ремарку, из которой было ясно, что у него нет иллюзий относительно Ельцина:
- Мы понимаем ситуацию, сложившуюся вокруг Ельцина. Здесь проявляется слабость демократического процесса. Но демократия имеет и очень важные сильные стороны, лучше демократии все равно ничего нет. Нам трудно судить, как сказалась на авторитете Ельцина здесь его последняя речь, но во всяком случае за границей он себе сильно навредил.
В том же духе о Ельцине высказывался в Париже Буш:
- Нам все это нелегко понять. У нас есть четкое распределение полномочий между федеральным центром и штатами. Мы понимаем, что вы хотите сделать: сохранить порядок и единство, которые необходимы для самих республик. И когда Ельцин посылает повсюду своего министра иностранных дел и торговые делегации, заявляя, что ему нет дела до центра, то мы этого просто не понимаем.
**
Но это – в скобках. Бейкер не случайно сказал, что сомнения возникают в связи с «некоторыми признаками в области ограничения вооружений». Военные «уперлись рогом» в вопросе о зачете в договорные потолки вооружений морской пехоты и береговой обороны, и Горбачеву в сложившейся ситуации невозможно было на них давить. Кстати, министр обороны Язов склонялся к тому, чтобы пойти в этом вопросе навстречу Западу, но первую скрипку уже играл входивший в силу начальник генштаба Моисеев.
Тупик был глухой. И частью уравнения был договор СНВ: было ясно, что его не будет, если не будут решены проблемы с обычными вооружениями.
Продвинуться к решению в этот раз не удалось.