Горбачев был, конечно, не очень доволен тем, что американская «пауза» затянулась. Может быть, у него были и другие причины начать разговор с Бейкером в несколько раздраженном тоне. В прессе и в докладах, которые он получал, писали, что в администрации Буша образовалась «группа недоверия к Горбачеву», в которую входили министр обороны Чейни, советник президента по национальной безопасности Брент Скоукрофт и его заместитель, ветеран ЦРУ Роберт Гейтс. У того была вполне определенная репутация в Москве, и зачем Бейкер включил его в состав своей делегации – одному Богу известно. «Атмосфере» это не способствовало.
Но начавшийся не очень многообещающе разговор довольно быстро вырулил на более ровную дорогу. Бейкер сказал, что перед отъездом говорил с Бушем, и «президент стремится к конструктивным, позитивным и постоянно расширяющимся отношениям с Советским Союзом». И некоторые его высказывания в этой беседе были действительно очень позитивными. Например, это (цитирую по записи беседы):
- Мы рассматриваем происходящие в Советском Союзе перемены как действительно коренные, революционные изменения. Мы очень хотим, чтобы все задуманное у вас получилось. Когда мы беседовали в Вене, я сказал министру Шеварднадзе, что в администрации нет человека, который хотел бы, чтобы вас постигла неудача. Есть, правда, в США небольшое число людей, которые считают, что если перестройка провалится, то Советский Союз станет слабее и США от этого выиграют. Но в администрации никто не согласен с этой точкой зрения. У нас иное мнение: успех перестройки сделал бы Советский Союз более сильной, более стабильной, более открытой, более безопасной страной. Хотя среди нас есть некоторые различия во взглядах относительно ваших шансов на успех. Но повторяю, все желают вам только одного – успеха.
На изложенные Горбачевым предложения по разоружению Бейкер тоже реагировал позитивно, задавал уточняющие вопросы. Разговор на эту тему оказался бы вполне удачным, если бы не одна тема – модернизация американских тактических ракет. По сути дела речь шла о новой ракете, которую у нас называли «Лэнс-2». Ее предполагаемая дальность была аналогична дальности нашей ракеты «Ока» (SS-23 по натовской классификации), уничтоженной в соответствии с договором РСМД.
Наши военные пошли на ликвидацию «Оки» скрепя сердце (она была испытана на дальность меньшую, чем 500 километров), но в конце концов согласились. В спор с Бейкером включился маршал Ахромеев, а американскую позицию пришлось защищать заместителю госсекретаря Роз Риджуэй, которая осталась "в наследство" от прежней администрации и дорабатывала последние дни до ухода в отставку. Технические аргументы американцев были неубедительны, и, как мне показалось, она чувствовала себя не очень комфортно (несколько лет спустя она это подтвердила, когда мы встретились и обсуждали эту неприятную тему).
Бейкер тоже, видимо, чувствовал, что эти аргументы не работают, и, может быть, уже тогда понимал, какие политические проблемы возникнут у Горбачева, если американцы развернут новую ракету через пару лет после ликвидации нашей. Он стал говорить, что количество будет совсем небольшое, а в конце разговора оставил открытой небольшую «форточку»:
- Необходимость в модернизации возникает в связи с большим дисбалансом в пользу СССР, с вашим большим преимуществом по танкам и другим видам обычных вооружений. Может быть, на каком-то этапе и можно будет начать обсуждение, если сначала вы найдете возможность уменьшить ваше преимущество по тактическому ядерному оружию, сократить его до нашего уровня. Вот тогда, может быть, у нас не будет необходимости в модернизации.
Горбачев, конечно, уловил этот нюанс. Мы не хотим с вами сталкиваться лбами, сказал он, и заодно напомнил Бейкеру, что европейские союзники по НАТО не в восторге от планов «модернизации», с чем Бейкеру пришлось согласиться:
- Мы понимаем политическую привлекательность «третьего нуля», - сказал он.
В общем, тема, которая могла бы столкнуть с рельсов первую беседу Горбачева с Бейкером , была «оставлена на потом». Я тогда не мог ответить себе на вопрос: понимают ли американцы, какой политической ловушкой она может оказаться для Горбачева? Шеварднадзе потом не раз им об этом говорил. Слава Богу, год спустя они от этой затеи отказались.
**
Необычным для бесед на таком уровне было довольно конкретное обсуждение реформ, начавшихся в Советском Союзе. Бейкер, надо сказать, был хорошо информирован (послом США в Москве был в это время Джек Мэтлок, который не только информировал Вашингтон, но и направлял свои предложения, к сожалению, не всегда «проходившие» через ведомства) и довольно конкретен. И в то же время старался быть тактичным. Вот интересный фрагмент записи:
- Вчера я говорил министру, что, может быть, вы могли бы и не откладывать реформу цен на более позднее время, если бы нам с вами удалось быстро добиться договоренностей по сокращению СНВ и обычных вооружений. Тогда вы могли бы те средства, которые расходуются сейчас на военные цели, направить на компенсации тем людям, которые особенно пострадают от реформы цен. Хочу добавить, что скорейшее достижение договоренности по сокращению вооружений помогло бы и Соединенным Штатам решать проблему бюджетного дефицита.
Как политик, занимавшийся три с половиной года экономическими вопросами, я пришел к такому выводу: столь трудные экономические решения, как реформа цен, лучше принимать раньше, чем позже. Лучше принимать их тогда, когда люди склонны обвинять в трудностях прежние администрации, ибо позднее они будут обвинять в них уже нынешнюю администрацию.
Впрочем, в одном я убедился за три с половиной года своей работы министром финансов, занимаясь вопросами Международного валютного фонда и т.д.: политическому руководству каждой конкретной страны виднее, на что оно может пойти, а на что не может. Ясно, что вам определять, в каком темпе двигаться вперед.
На это Горбачев ответил, что мы уже опоздали с реформой цен на двадцать лет, и еще год-два погоды не делают. В этом он, конечно, оказался неправ, но надо учитывать политический контекст. Набиравший популярность Ельцин называл будущую реформу грабительской, будущий питерский губернатор Собчак шел на выборы под лозунгом «Двигать вперед перестройку, не залезая в карман народа». В общем, легко сказать…
**
Вечером Шеварднадзе пригласил Бейкера на ужин к себе домой.
Квартира министра в Плотниковом переулке была даже по тем временам не роскошная, а по нынешним – я бы назвал ее скромной. Кажется, на это обратили внимание приехавшие заранее сотрудники американской охраны.
А Бейкер опаздывал. Сначала из посольства позвонили и с большими извинениями сказали: минут на пятнадцать. Но почти сразу после этого попросили полчаса. Шеварднадзе решил выйти в сквер рядом с домом и там подождать. Предложил мне прогуляться.
Впервые мы говорили не только «о работе» (переговоры с Бейкером, предстоящий визит Горбачева в Китай), но и о наших внутренних делах. Шеварднадзе был обеспокоен ситуацией «в республиках». В Прибалтике, говорил он, ситуация вряд ли перерастет в насилие: люди там разумные, руководителей я знаю, они способны говорить с народом. Больше его беспокоило ныне забытое общество «Память». Он опасался, что оно может получить поддержку. Поскольку он был со мной откровенен, я тоже высказался: этого не произойдет. В Щелковском районе, где жила моя мама, баллотировался кандидат умеренно националистического толка, помягче «Памяти» - и провалился.
Шеварднадзе говорил, что решать все проблемы можно только на пути демократии. Пути назад нет, сказал он. Думаю, он в это верил.
Наконец, приехал Бейкер. Сейчас, вспоминая этот ужин, я думаю: это была хорошая идея. Разговор вышел за обычные дипломатические рамки. Шеварднадзе рассказывал о своем детстве, о послевоенной разрухе, бедности и надеждах, которые тогда возникли у людей. (Кстати, эта тема и у Горбачева возникает часто, до сих пор). В тех условиях реформы были невозможны. Но когда восстановили страну, надо было на них решиться. Приходится начинать сейчас, с большим опозданием.
Бейкер тоже вспоминал. Рассказал, что в школе у него был учитель истории, русский по происхождению, к которому он был очень привязан и которому до сих пор благодарен. Для меня его рассказ был неожиданностью, но я не удивился. Среди американцев того поколения особый интерес к России и «русской душе» не редкость. А в эти дни, думаю, у Бейкера возник человеческий интерес к Шеварднадзе и к Горбачеву, переросший потом в симпатию.