В Европе все началось с не всеми замеченного события – венгры убрали колючую проволоку на границе с Австрией. В новостях австрийского телевидения репортаж об этом шел четвертым или пятым пунктом. Но сразу же тысячи немцев из ГДР хлынули в Венгрию, а оттуда – в Западную Германию. Берлинская стена, два десятилетия разделявшая две Германии, на глазах утрачивала свой «функционал». Посол Квицинский писал из Бонна, что венгры сделали канцлеру Колю царский подарок. Режим Хонеккера был в ярости – но сделать ничего не мог.
Те, кто и сейчас тоскует по «социалистическому лагерю», винят в его исчезновении Горбачева, и у них есть для этого основания. Потому что в таких вопросах все зависит от «первого лица». Реши тогда Горбачев, что надо вмешаться, что надо любой ценой остановить происходящее, думаю, большинство членов политбюро его поддержали бы – кто-то с энтузиазмом, кто-то не очень охотно. И вся государственная машина бросилась бы это выполнять, и холодная война, едва утихнув, началась бы с новой, еще более опасной силой.
За пару месяцев до этого Горбачев в разговоре с польским премьер-министром Раковским поддержал идею «круглого стола» – переговоров с лидерами «Солидарности». Такие решения не даются легко. Речь по существу шла о том, чтобы «отпустить» Восточную Европу. Но сказав в речи в ООН – «свобода выбора» – Горбачев теперь доказывал, что это были не пустые слова.
Но при любом решении неизбежна была дестабилизация, непредсказуемость. И главный вопрос – как будет вести себя Запад и прежде всего, конечно, США. Подземные толчки ощущали и в Москве, и в Вашингтоне. Думаю, поэтому Горбачев написал письмо Бушу, в котором предложил встретиться.
**
В июле я догуливал отпуск в Монино, в основном бездельничал, потому что после очень тяжелой первой половины года ничего не хотелось делать, даже читал мало. Там до меня дозвонился помощник замминистра А.А. Бессмертных и сообщил, что меня вызывают по срочному делу – машина уже выехала. Я подумал, что скорее всего надо будет перевести письмо Горбачева Бушу (или письмо от Буша), или, может быть, предстоит телефонный разговор.
Коридоры МИДа были по-летнему полупусты и перегреты от жары. Бессмертных сказал мне, что собирается с миссией в Вашингтон, «о которой пока мы не объявляем».
- Сигналы от американцев пошли позитивные. Готовим встречу министров в сентябре, но нужен саммит. Михаил Сергеевич написал Бушу письмо.
Переводы таких писем всегда сопровождались пометкой «неофициальный перевод» (официальным перевод становился уже в исполнении американцев), но важным является первое впечатление, а оно создается нашей первоначальной версией. Так что дело это довольно ответственное.
Бессмертных сказал мне, что главная идея письма – встретиться где-нибудь вдали от любопытных глаз, без протокольных формальностей и фиксированной повестки дня – уже зондировалась американцами, так что Буш, вероятно, согласится. Как я понял, письмо преследовало еще одну цель: дать повод для доверительного разговора с президентом во время летнего затишья – как оказалось, затишья перед бурей.
Так началось обсуждение «неформального саммита», в итоге состоявшегося на Мальте, хотя и не вполне в том формате, как предполагалось. Да, удалось обойтись без особых протокольных формальностей и число сопровождающих лиц, почти астрономическое на официальных визитах, на этот раз было относительно небольшим. Но «вдали от любопытных глаз» – такого просто не бывает, когда встречаются главы государств.
**
В сентябре Шеварднадзе, как обычно, отправился в Нью-Йорк на сессию ООН. Но на этот раз поездка в США планировалась по необычному маршруту: к Нью-Йорку и Вашингтону добавилось место, о котором мало кто из нас раньше слышал – горный курорт Джексон-хоул в штате Вайоминг.
Делегации на этот раз были большие и включали дипломатов и экспертов всех пяти совместных рабочих групп – по безопасности и разоружению, региональным проблемам, правам человека, двусторонним отношениям и транснациональным (глобальным) проблемам. Последняя группа была нововведением, предложенным Бейкером на майских переговорах в Москве. Сверить позиции по экологии, терроризму, мировой экономике и так далее – идея хорошая и полезная, но, конечно, по-настоящему волновали всех горячие темы, прежде всего Восточная Европа и внутренние события в Советском Союзе. Само собой, эту тему надо было обсуждать «аккуратно» – никому не хотелось создавать впечатление, что американцы лезут в наши дела.
Шеварднадзе к этому времени уже хорошо знали в Америке и даже узнавали на улицах (пару раз он выходил прогуляться), улыбались, протягивали руку. Он улыбался в ответ, вообще был спокоен и доброжелателен, но озабоченность свою не очень скрывал. События развивались очень быстро, лодка раскачивалась…
Встреча с Бушем в Белом доме прошла хорошо. Чувствовалось, что американский президент понимает, как нелегко Горбачеву и его сторонникам под напором ускоряющихся перемен, которые многим у нас не нравились. Мне показалось, что встречу с Горбачевым он хотел провести как можно скорее. Вы не будете возражать, спросил он, если я предложу провести ее на военных кораблях? Шеварднадзе ответил осторожно. Думаю, в конце концов в Москве на это согласились в том числе потому, что Буш во время войны служил в морской авиации, летал, был сбит, спасен, снова воевал, был награжден. Пошли ему навстречу, наверное, в знак уважения к боевому прошлому.
**
Через несколько дней мы были в Вайоминге. Аэропорт, где приземлился наш самолет, был минутах в сорока езды от Джексон-хоул. Национальный парк Гранд-титон – одна из главных достопримечательностей и красот штата Вайоминг, где вообще-то мало что есть, кроме, конечно, района базирования межконтинентальных ракет «Минитмен» и других военных объектов. Тогда, кстати, там были развернуты и ракеты МХ (Peacekeeper) c 10 боезарядами, впоследствии уничтоженные по Договору СНВ.
График переговоров был очень плотный, но они впервые проходили в таком необычном месте, и это запечатлелось в памяти. Пару раз я видел лосей – огромного, грубоватого moose («американский лось») и более элегантного, с длинными ветвистыми рогами Rocky Mountain Elk (по нашей классификации – лось канадский). Утром все собирались смотреть изумительный восход, в багрово-розовых тонах освещавший горный массив Grand Teton (Гранд-титон).
Кто-то из американцев рассказал мне, что происхождение названия этого массива по-прежнему вызывает споры, но скорее всего его придумали стосковавшиеся по женщинам квебекские охотники, увидевшие в силуэте гор «большие соскИ». Пожалуй, действительно похоже.
Наверное, здесь пора остановиться и о переговорах рассказать в другой раз.
