Впервые М.С. Горбачёв посетил Чехословакию ещё в 1969 году. В 1999 году в Праге он получил из рук Вацлава Гавела орден Белого льва. Но самые большие надежды Чехословакия возлагала на Горбачёва в 1987 году, когда он посетил Братиславу и Прагу с официальным визитом: 9 апреля 1987 года чехословацкая общественность приветствовала его как глашатая идеи перестройки, по отношению к которой руководство ЧССР заняло выжидательную позицию. Визит Горбачёва отразил надежды, которые народ Чехословакии связывал с переменами в СССР.
===========================
Из книги Михаила Горбачёва «Жизнь и реформы»:
9 - 11 апреля 1987 года состоялся мой официальный визит в ЧССР. Прага опять встречала нас радушно. Программа предоставила возможность и для политических переговоров, и для встреч с пражанами. Мы побывали в Словакии, имели волнующие встречи с жителями Братиславы. Словом, визит получился впечатляющий, и на многое он заставил посмотреть заново.
Первое, что бросилось в глаза, — настроения в обществе заметно опережают готовность руководства страны к переменам. Трудно передать то, что происходило на площадях и улицах Праги, всюду, где мы напрямую общались с гражданами Чехословакии. Люди скандировали: «Горбачёв! Горбачёв!», выставляли самодельные плакаты: «Михаил, останься у нас на год или хоть на пару месяцев!».
Уже в Москве Раиса Максимовна получила письмо от В. С. Готта, редактора журнала «Философские науки», который в те дни оказался в Праге. Владимир Спиридонович писал, что он счастлив, горд за страну, дожив до дня, когда так тепло встречали советского руководителя.
Тогда в Праге и других местах меня спрашивали: как вы оцениваете события 68-го? И это был самый трудный для меня вопрос. Крайне неловко было воспроизводить позиции, согласованные в Политбюро перед визитом, пересказывать их людям, которые, я это чувствовал, тянулись ко мне душой. Никогда, пожалуй, я не испытывал такого внутреннего разлада, как в тот момент.
***
Как знать, по какому пути пошли бы события, если бы советское руководство в 68-м поддержало перемены в ЧССР. Но для этого оно само должно было быть другим — готовым к реформам, к продолжению линии XX съезда партии. А ситуация в Советском Союзе развивалась в противоположном направлении — в сторону неосталинизма.
Центральной в переговорах с руководителями ЧССР была проблема экономического сотрудничества. В развитии Чехословакии был допущен стратегический просчёт. Да только ли Чехословакии! Эта небольшая страна практически производила всё, и ей как воздух нужна была структурная перестройка, специализация и кооперация с партнёрами. Но договорённости в рамках СЭВ по большей части оставались на бумаге. Все свои надежды чехословацкие друзья связывали с переменами в Москве. Действительно, у нас было намерение решительно двинуть вперёд кооперацию, причём особая заинтересованность была в динамизации производственных и научно-технических связей с ГДР и ЧССР. Были даны поручения, в спешном порядке заключены договоры о создании совместных предприятий, но на практике мало что изменилось. Громоздкий, неповоротливый экономический механизм оставался в привычном состоянии застоя.
Да и с чехословацкой стороны время было не слишком благоприятным. Там всё чаще и всё острее поднимался вопрос о переоценке событий 1968 года. 500 тысяч исключённых из КПЧ не хотели мириться с тем, что они и их близкие оказались, по сути дела, отлучёнными от политической и общественной жизни. Реформаторы «пражской весны» с энтузиазмом встретили нашу перестройку и требовали перемен у себя на Родине.
***
Мой однокашник и друг по Московскому университету Зденек Млынарж в одном из интервью сказал: «В Советском Союзе делают то, что мы делали в Праге весной 1968 года, действуя, может быть, более радикально. Но при этом Горбачёв является генсеком, а я нахожусь в изгнании». В ЦК КПСС пришли письма Дубчека и Черника, они писали о своей поддержке перестройки и о том, что пришла пора вспомнить о них. По словам Дубчека, 20 лет за ним следила госбезопасность, и только после визита Генерального секретаря ЦК КПСС в Чехословакию слежка прекратилась.
Положа руку на сердце, я понимал, что они правы. Ведь что такое 68-й год уже с точки зрения 87-го, 88-го годов? Это как раз и есть те 20 лет, на которые запоздала перестройка.
Я не отношу себя к тем, кто считает, будто мы вообще потеряли 70 с лишним лет. Но мы не использовали возможности, открывшиеся в постсталинский период, да и общество не было к этому готово. Даже среди тех, чьи судьбы покорёжены, а то и просто раздавлены сталинизмом, было очень мало таких, кто всё понимал, и им не суждено было повлиять сколько-нибудь серьёзно на ход событий.
В чехословацком руководстве были прекрасно осведомлены о том, что деятели «пражской весны» ищут понимания у «горбачёвских перестройщиков». И поэтому всячески старались укрепить наш «боевой дух», присылая различные заявления в доказательство исторической правоты августовской акции, которая, мол, спасла социализм, отбросила империализм и тем самым предотвратила мировую войну.
***
Парадокс состоял в том, что эти противоположные по знаку импульсы имели общую отправную точку — их авторы исходили из того, что судьба ЧССР должна решаться в Москве. Они никак не могли поверить, что мы действительно не намерены вмешиваться в дела других стран, следовать на практике принципу, провозглашавшемуся в документах соцсодружества и комдвижения, согласно которому каждая партия самостоятельна, несёт ответственность перед своим народом.
***
Между тем в аппарате КПЧ не очень-то симпатизировали перестройке. Антиобновленческие настроения шли от Биляка и его окружения, они оказывали своё воздействие на партийные комитеты, для которых, как говорил мне Ладислав Адамец, возглавлявший правительство Чехии, был характерен «старочешский подход»: «Все бурно одобряют перестройку, но никто ничего не делает». Правда, я бы тут не отдал приоритет чехам — то же самое происходило и у нас!
https://www.gorby.ru/gorbachev/zhizn_i_reformy2/page_16/
============================
Выступая на митинге советско-чехословацкой дружбы, М.С.Горбачев отметил: «Взаимозависимость нынешнего мира такова, что все народы подобны связке альпинистов на горном склоне. Они могут либо вместе взобраться дальше к вершине, либо вместе сорваться в пропасть. А чтобы этого не случилось, политическим деятелям надо подняться над узко понятыми интересами, осознать весь драматизм современной ситуации. Вот почему так остро стоит вопрос о необходимости нового политического мышления в ядерную эру. Только оно способно привести всех участников международных отношений к принятию неотложных мер по предупреждению ядерной катастрофы, грозящей гибелью человечества... Нельзя сказать, чтоб идея нового мышления не находила никакого от-клика. Напротив, в мире ширится число людей, ее разделяющих... По-настоящему говорить о том, что новое политическое мышление превратилось в реальную силу, можно будет только тогда, когда дело разоружения будет сдвинуто, наконец, с мертвой точки. Можно ли на это надеяться, какие сегодня существуют перспективы? Отвечу сразу: надежды есть, военную опасность можно снизить...». Далее М.С.Горбачев рассказал о внесенных СССР предложениях по проблемам ракет средней дальности, оперативно-тактических ракет, контроля за сокращением ядерных вооружений, обычных вооружений. Прогресса пока не видно. В этой связи М.С.Горбачев поставил вопрос: не пора ли собраться в Вене министрам иностранных дел государств - участников переговоров для обсуждения этих проблем? Далее М.С.Горбачев подробно остановился на концепции «общеевропейского дома».
«В свете нового мышления, - сказал он, - мы выдвинули идею «обще-европейского дома». Это не красивая фантазия, а результат серьезного анализа ситуации на континенте. Понятие «общеевропейский дом», означает прежде всего признание определенной целостности, хотя речь идет о государствах, принадлежащих к разным социальным системам и входящим в противоположные военно-политические блоки. Оно сочетает в себе назревшие проблемы с наличием реальных возможностей их решения. При высокой плотности населения и уровне урбанизации Европа перенасыщена оружием, в ней противостоят друг другу трехмиллионные армии. Даже «обычная» война была бы здесь губительной. Не только потому, что «обычное» оружие сейчас на много порядков разрушительнее, чем то, которое применялось во второй мировой войне. Но и потому, что на ее территории около 200 блоков на атомных электростанциях, разветвленная сеть мощных химических заводов, поражение которых сделало бы континент непригодным для жизни. А возьмите загрязнение среды обитания... Проблема эта вышла далеко за национальные границы, она - общеевропейская. Пора подумать и о том, как будут дальше протекать интеграционные процессы в обеих частях Европы. Мирохозяйственные законы объективны. Да и научно-технический прогресс подталкивает к поиску каких-то форм взаимовыгодной кооперации. Совет Экономической Взаимопомощи подал сигнал к наведению мостов в интересах всех европейских народов. Можно рассчитывать, что новые процессы в экономике стран социалистического содружества позволят активизировать и обогатить, наполнить новым содержанием экономическое сотрудничество обеих половин Европы. Европа «от Атлантики до Урала» - это и историко-культурная категория в высоком духовном смысле. Здесь мировая цивилизация обогатилась идеями Возрождения и Просвещения, получили мощное развитие гуманистическая традиция и учение о социализме, усилиями гениальных людей всех европейских наций создавался бесценный фонд во всех отраслях научного знания и художественного постижения мира. Итак, вместо ядерного крематория для Европы мы предлагаем мирное развитие многоликой и вместе с тем целостной европейской культуры. Наше представление об «общеевропейском доме» отнюдь не означает намерения захлопнуть его двери для кого-либо. Напротив, прогресс Европы позволил бы ей вносить еще больший вклад в прогресс всего остального мира. Европа не должна уклоняться от участия в решении проблем голода, задолженности, слаборазвитости, содействия ликвидации вооруженных конфликтов. Можно не сомневаться, что европейские народы, без исключения, стоят за то, чтобы не континенте утвердилась атмосфера добрососедства и доверия, сосуществования и сотрудничества. Это было бы в полном смысле триумфом нового политического мышления.»
=======================
Из воспоминаний соратника Горбачева, Вадима Медведева:
«Горбачев, оставайся у нас!»
Визит в Прагу готовился тщательнейшим образом. Особенно важно было выбрать правильную тональность и в официальных переговорах, и в контактах с населением, чтобы не усилить негативное отношение чехословацкого общества к своему руководству, но и не впасть в противоречие с преобладающими настроениями, которые нам были известны.
В Праге уже были вывешены флаги, портреты, подготовлено все для приема высокого гостя, когда было объявлено об отсрочке визита на два-три дня в связи с простудой Горбачева. Об этом я сообщил лично Гусаку. В западной прессе не обошлось без острот о «политической простуде» советского лидера, но все было именно так, как сообщалось.
Масштаб и значение визита превзошли все ожидания. Я имею в виду не только и не столько официальные встречи и переговоры с чехословацкими руководителями. Они были, как и раньше, дружественными, конструктивными, деловыми, велись на широком фоне осмысления нашего времени, мировых процессов. Гусак был очень интересным собеседником. Его отличала немногословная манера ведения диалога, но высокая концентрация мысли, широкая эрудиция. На время встречи Гусака и Горбачева Биляк и Якеш пригласили меня для параллельной беседы. С их стороны было высказано все, что можно было ожидать: и поддержка перестройки, и необходимость решения актуальных экономических проблем, и, конечно же, оценка политической обстановки. В развернутом виде с их стороны была представлена позиция чехословацкой стороны по вопросу реабилитации участников оппозиции 1968 года и подтверждена правильность действий союзных государств в отношении Чехословакии в 1968 году, охарактеризованы успехи Чехословакии за послекризисный период.
На большом эмоциональном подъеме прошли митинг чехословацко-советской дружбы с выступлениями Гусака и Горбачева, другие официальные церемонии, посещение завода «Компрессор», Национального театра, а также встреча Горбачева с членами и кандидатами в члены Политбюро ЦК и секретарями ЦК КПЧ, с работниками аппарата ЦК, переговоры в Братиславе, ознакомление с работой сельскохозяйственного кооператива в Словакии.
Но, конечно же, главное действие разыгралось на улицах и площадях Праги и Братиславы, и именно в нем проявился основной политический смысл визита. Везде, где должен был появиться Горбачев, его ждали огромные скопления народа, причем среди собравшихся преобладала молодежь. Народ заполнял не только улицы, но и балконы и крыши, все доступные возвышения. Как только Горбачев подходил к людям, раздавались взрывы приветственных возгласов, тянулись сотни и тысячи рук. Полиция с большим трудом сдерживала напор толпы. У Национального театра люди не уходили с улицы в течение всего спектакля, ожидая появления Горбачева. А когда мы вышли на Вацлавскую площадь и двинулись вдоль улицы, там было море людей, стоял непрерывный гул. Волны приветственных возгласов сотрясали воздух и сопровождали нас на всем пути. Это было нечто фантастическое. Как потом говорили чехословацкие друзья, впервые за долгие годы организационная работа в партии слилась со спонтанным проявлением народных чувств.
В чем же был смысл этой мощной и волнующей демонстрации? Пожалуй, наиболее полно его выражает возглас, обращенный к Горбачеву: «Михаил Сергеевич, оставайтесь у нас, хотя бы на год или даже на несколько месяцев!» Это было одновременно и открытое одобрение того, что началось у нас в стране, и выражение неудовлетворенности руководством своей страны, страстного желания, чтобы Чехословакия вышла из состояния общественно-политического застоя. Высветились острые проблемы этой страны, имевшие прежде всего не материально-экономический, а именно духовно- политический характер.
Находясь в эпицентре народной манифестации на улицах и площадях Праги, мы все, и в первую очередь Михаил Сергеевич, испытывали чувство неловкости за чехословацких руководителей. Гусак имел какой-то потерянный вид, хотя Горбачев старался всячески вовлечь его в общий разговор, обращался к собравшимся как бы и от себя и от Гусака, всячески демонстрируя свое уважительное отношение к нему, но это не помогало: народ как будто не замечал своего руководителя. Смотреть на это было тяжело.
Невольно я наблюдал и состояние Биляка, Капека, Якеша и других чехословацких лидеров. Они были явно ошеломлены грандиозным излиянием эмоций пражан. Старались делать вид: вот видите, как все здорово, каковы плоды нашей работы. Но можно представить себе, что творилось в душе каждого из них в это время.
Визит Горбачева стал и камертоном происходящего, и мощным импульсом последующего развития событий в Чехословакии. Конечно, каждый делал для себя выводы в соответствии с собственным пониманием того, что делалось вокруг, глядя «со своей колокольни». Гусак, как человек честный и откровенный, серьезно задумался о своей отставке и обеспечении дальнейшего руководства страной.
У меня складывалось впечатление, что он, понимая необходимость перемен, рассматривал их более широко, связывая с изменением политического курса в сторону проведения назревших реформ. Ведь воля народа в апреле была выражена определенно и однозначно. Вместе с тем он видел, что консервативные силы в руководстве не удастся отстранить, ибо они отражают настроения в довольно широких партийных слоях, где повсюду расставлены «свои люди». Гусак искал выход из этого положения, чтобы нащупать пока хотя бы компромиссное, частичное решение вопроса, не допустить усиления консервативного крыла.
Что касается Биляка и других сторонников жесткого курса, то они с учетом своих интересов пытались свести все лишь к смене высшего руководителя, и то по причине его физических возможностей, не затрагивая нынешнюю политическую линию по существу. Вопрос этот они хотели решить побыстрее, рассчитывая таким путем погасить недовольство в обществе, «выпустить пар» и в то же время сохранить, а может быть, даже и упрочить свои позиции. Более взвешенную и разумную позицию, включавшую признание необходимости перемен, занимал Якеш.
Так или иначе, при всем различии мотивов, которыми руководствовались действующие лица, вопрос о смене руководства в последующий период вышел на первый план. Вокруг него все сильнее стали разгораться страсти. В Президиуме ЦК возникла нервозная обстановка. Неожиданный демарш предпринял председатель Совета профсоюзов Карел Гофман, который, высказав недовольство своим положением, заявил об отставке. Признаки неуравновешенности появились и в поведении первого секретаря Пражского горкома партии Антонина Капека, в его скандальных выступлениях на Президиуме, а затем и на пленуме ЦК КПЧ. Любомир Штроугал не скрывал своего намерения в случае ухода Гусака немедленно подать в отставку.
Не находя серьезной кандидатуры на свое место, которая могла бы противостоять Биляку, Гусак пребывал в затруднительном положении. Он хотел сохранить Штроугала в руководстве, но понимал, что выдвижение его на первую роль нереально. Быстро набирал силу и авторитет председатель чешского правительства Ладислав Адамец, но он не мог рассчитывать на поддержку в Президиуме и ЦК, в том числе из-за некоторых личных качеств - независимого характера, прямоты и резкости суждений. Попытки Гусака остановить выбор на ком-то из молодых секретарей ЦК также ни к чему не привели. Ему нужно было время, а его у Гусака уже не было.
В конечном счете, как нам потом стало известно, Гусак пришел к компромиссному варианту - создать тандем: Якеш - Генеральный секретарь и Штроугал - председатель правительства.
Милош Якеш был опытным политиком, неплохо знавшим и экономику, поскольку в Президиуме ЦК КПЧ он в последнее время занимался именно этими вопросами. Якеш примыкал к большинству Президиума, над которым довлел синдром 1968 года, но отличался большей самостоятельностью, не глядел в рот Биляку, мог проявить характер. Очень важно, что Якеш имел репутацию честного, скромного и требовательного к себе человека. Главная проблема, по-видимому, состояла в том, как обеспечить взаимопонимание Якеша со Штроугалом и оградить Якеша от доминирующего влияния консервативного крыла.
Во время пребывания чехословацких руководителей в Москве в начале ноября 1987 года на праздновании 70-летия советской власти (Гусака в поездке сопровождали Якеш и Биляк) состоялась встреча Горбачева с Гусаком, как всегда очень открытая и товарищеская. Гусак сообщил об обстановке в Чехословакии, дав понять, что он интенсивно размышляет над проблемой изменений в руководстве страны, ищет взвешенное решение. Он положительно отозвался о Якеше, дал высокую оценку деятельности Штроугала,. говорил, что готовится принять решение относительно себя. Гусак информировал Горбачева, что основные моменты перестройки в Чехословакии, и прежде всего экономические реформы, намечено обсудить в декабре на пленуме ЦК, а в связи с этим осуществить и перестановки в руководстве.
Горбачев не стал вдаваться в обсуждение возможных перестановок в руководстве, подчеркнув, что это сугубо внутреннее дело Чехословакии. При этом он добавил, что никто лучше, чем сам Гусак, не почувствует тот момент, когда надо будет решать этот вопрос с точки зрения интересов страны и его собственных, личных интересов. Горбачев дал согласие принять Штроугала в Москве, как только он этого сам пожелает.
Во время пребывания чехословацкой делегации в Москве произошел весьма любопытный и многозначительный казус. В выступлении директора Института марксизма-ленинизма Смирнова на пресс-конференции, не помню, в какой связи, была поставлена под сомнение правомерность действий союзных государств в Чехословакии в 1968 году. Я и сейчас не могу сказать, было это случайностью или обдуманным шагом. Могу лишь отметить, что такого рода настроения стали все шире распространяться в кругах интеллигенции, среди ученых. Конечно, Смирнов высказывал свою точку зрения. Но дело в том, что он был членом ЦК и директором Института марксизма- ленинизма при ЦК КПСС, а в недавнем прошлом - помощником Генсека. Никаких санкций или тем более указаний по этому вопросу из ЦК КПСС он, естественно, не получал.
Это выступление привело чехословацкую делегацию, особенно Биляка, в большое возбуждение. Узнав об этом уже поздно вечером, я счел необходимым заехать в особняк на Ленинских горах, где размещалась чехословацкая делегация. В разговоре наедине с Биляком ему было заявлено, что это личное мнение Смирнова, при этом подчеркнуто, что ни один вопрос, касающийся любой дружественной партии и страны, нами не решается и никогда не будет решаться без совета с ее руководством. В то же время мы не можем наложить запрет на обсуждение исторических проблем нашими учеными.
Собеседник вроде бы принял такое разъяснение к сведению, но тут же попытался перевести разговор на тему о ситуации в руководстве, необходимости перемен и т. д. Это никак не входило в мои планы, и я попросил Биляка не втягивать нас в обсуждение подобных проблем. Это ваши дела, и никто за вас решать их не будет. На том разговор и закончился.
В середине ноября в Москву приехал Штроугал. Переговоры с ним по экономическим проблемам провел Рыжков, но главным, конечно же, был политический аспект этой поездки, встреча Штроугала с Горбачевым, который высоко оценил деятельность Штроугала как главы правительства, его усилия по реформированию экономики. Вместе с тем было высказано мнение, что идти на пленум в декабре, первый пленум по перестройке, надо с твердой уверенностью, что решения будут приняты серьезные и руководство их сможет осуществить.
Штроугал уехал домой в приподнятом настроении. Он почувствовал, что в Москве понимают ситуацию и отнюдь не следуют слепо советам некоторых твердокаменных друзей из чехословацкого руководства.
http://aleksandr-kommari.narod.ru/medvedev_raspad.htm
=========
Вот как будущий президент Чехословакии Вацлав Гавел описал свою случайную встречу с Горбачёвым во время этого визита:
В апреле 1987 года произощла первая случайная встреча между Горбачевым и Гавелом, которую последний описал в маленьком художественном репортаже:
"Я живу неподалеку от пражского Национального театра, половина десятого вечера, и я вышел со своей собакой на вечернюю прогулку. И что я вижу: бесконечные ряды паркующихся представительских автомобилейю огромное множество полицейскихю освещенный Национальный театр. Быстро понимаю ситуацию: Горбачев на спектакле. Любопытство не даеь мне покоя (я тоже по своей сущности зевака), и я напрвляюсь к Национальному театру. Благодаря собаке, коьорая пробивала мге дорогу очуьился в первых рядах. Стою, жду, спектакль может каждую минуту закончитьсяю слушаю людей вокруг себя. Это случайные прохожие, а вовсе не организованная публика, даже не люди, которые смециально пришли ради Горбачева, а просто такие же зеваки, как я, которые шли из одной пивной в другую, заметили переполох, из любопытства остановились. Масса саркастичных комментариев, прежле всего в адрес длинных рядов тайгых полицейских, которые против этого ничего не предпринимают (очевидно, им запрещено создавать конфоронтацию, коьорая могла бы бросить тень на визит).
Наконец-то! Внезапное оживление среди полицейских, моторы заводятся, из театра выходит аристократия. И вдруг откуда ни вощьмись он сам. Рядом с ним Раиса, и оба окружены роем агентов. В этот момент пришло первое удивление: те циничные и ироничные зубоскалы, которые еще несколько секунд назад безжалостно потешались над вельможами и их охраной вдруг как по мановению палочки, вдруг превратились в восторженную, даже отчаянно ревущую толпу, рвущуюся вперед, чтобы помахать главному правителю.
Разумеется, речь не шла о "вечной дружбе с Советским Союзом". Это было нечто более опасное - эти люди приветствовали человека, который, по их мнению привез им свободу.
Мне было грустно, и я решил, ято этот народ необучаем: уж сколько раз он обращал свои надеждык акой-то внешней силе, обещавшей решить его проблемы за него, сколько раз был горько разочарован и вынужден признать, что никто ему не поможет, покуда он не поможет себе сам,- и снова та же ошибка, снова та же иллюзия! Они правда думают, что Горбачев приехал освободить их от Гусака.
Но царь-реформатор уже приближался к месту, где стоял я. Он был довольно невыскоим и коренастым, такой милый шарик (а может, казался им в сравнении со своими могучими охранниками), вел себя немного застенчиво и беспомощно, улыбался, как мне показалось, искренне, как-то заговорщицки нам помахал - каждому в отдельности. И тут ко мне пришло мое второе удивление: мне стало его жалко.
Я представил себе его жизнь: целый день он должен видеть несимпатичные роди своих охраннико, у него насыщенная программа, непрерывные встречи, переговроры и речи, обязанность говорить со множеством людей, помнить их всех и отличать одного от другого, он должен постоянно говорить что-то остроумное, но одновременно и правильное, чего бы мир, ожидающий сенсаций, мог бы использовать против него, он вынужден постоянно улыбаться и посещать представления вроде того, что было сегодня и вместо которого он несмоненно, предпочел бы отдохнуть, - и после такого такого жаркого дня даже не может вечером выпить.
Но я быстро подавил свою жалось. Я сказал: у этого человека есть то, чего он хотел. Он знал, что его ждет. Видимо, ему нравится такой образ жизни, иначе он бы на этот путь не вступил.
Горбачев, человек, восхвалявший в Праге одно из худших правительств, которое эта страна в новейшей истории имела, идет недалеко от меня, машет, дружелюбно улыбается - и мне вдруг кажется, что машет о именно мне и улыбается мне.
И приходит третье удивление: моя вежливость, приказывавшая мне ответить на приветствие, была быстрее моих политологических соображений. Я застенчиво поднимаю руку и тоже ему машу.
Я иду с собакой и думаю сам о себе.
Тогда приходит четвертое и последнее удивление: мне за мое застенчивое помахивание рукой совершенно не стыдно. В конце концов у меня действительно нет причин не ответить просвещенному царю на его приветствие.
(Беляев И. Вацлав Гавел: жизнь в истории. - М.: НЛО, 2020)
=============
Вацлав Гавел. Горбачев в Праге. Читает Вениамин Смехов.
https://youtu.be/UrQ15AfJAQ8
=====================
Приглашаю всех в группы «ПЕРЕСТРОЙКА - эпоха перемен»
«Фейсбук»:
https://www.facebook.com/groups/152590274823249/
«В контакте»:
http://vk.com/club3433647
============================
===========
===========
