Из книги Михаил Горбачева "Жизнь и реформы".
Глава "Эта пресловутая 6-я статья"
Кто-то, кажется Бертольт Брехт, сказал: власть развращает, абсолютная власть развращает абсолютно. Основной признак абсолютной власти — это отсутствие конкурентов. Когда стоящие у кормила государства могут делать все, что им вздумается, не оглядываясь на несуществующую или придушенную, не смеющую рта раскрыть оппозицию. Брехт имел в виду единоличного правителя, но эта формула одинаково пригодна и для политической партии, которая устраняет всех соперников и стремится навечно закрепить свое господство. Как бы ни были справедливы идеи, которыми она вдохновляется, разумна ее программа, сильна оказанная ей вначале поддержка народа — раньше или позже происходит неизбежное перерождение революционной партии в консервативную.
Об этой опасности, кстати, предупреждали Ленина Плеханов, Роза Люксембург, Карл Каутский и другие деятели рабочего движения. Полемизируя с ними, вождь Октября отнюдь не отрицал такой опасности. Он, однако, считал, что «победивший пролетариат», его «политический авангард» сумеют ее избежать за счет широкого привлечения к управлению народных масс, внутрипартийной демократии, критики и самокритики и т.д. При этом, как мне кажется, Ленин исходил из того уровня политической культуры, который был свойствен ему самому и его окружению. Сомнения стали одолевать его очень скоро. Уже в статьях 1921—1922 годов на одно из первых мест выходит тревога в связи с быстрым обюрокрачиванием партийного чиновничества, грозящим коммунистам оторваться от народа. Но достаточно сильного противоядия этой болезни, увы, найти и применить не успел.
Наш опыт, как, полагаю, и опыт других компартий, достаточно убедительно показал, что никакие выдумки и ухищрения, включая допуск фракционности, не могут служить надежной гарантией против обюрокрачивания, окостенения. Конечно, это не относится к массе рядовых членов. Речь идет о руководящем слое, очень быстро вошедшем во вкус власти и готовом на все, чтобы с ней не расставаться. За 70 лет этот слой воспроизвел несколько поколений партийно-государственной элиты, определяющей чертой сознания которой была уверенность в своем естественном и неотчуждаемом праве быть всегда у власти. Примерно так же чувствовали себя в свое время дворяне. Иные наследники знатных родов до сих пор считают, что революции, отстранившие это сословие от власти, были делом незаконным и несправедливым. Так и сейчас некоторые бывшие члены ЦК и секретари обкомов не могут простить Горбачеву того, что в результате перестройки они лишились своих «наделов».
Но если я был уверен, что на благо народу и самой Компартии, по крайней мере миллионам рядовых коммунистов, пойдет ликвидация монополии КПСС на власть, то и раньше, и сейчас не считал, что это нужно сделать в один момент. Что КПСС следует как бы подписать отречение от престола и дать возможность захватить его тем молодцам, которые уже в 1988 году стали выходить на митинги с полотнищем: «Партия, дай порулить!».
В 1989 году, когда страну уже изрядно раскачивали сепаратистские движения, действия народных фронтов и атаки демороссов на центр, в «Литературной газете» появилась статья двух молодых социологов Игоря Клямкина и Андраника Миграняна, суть которой сводилась к тому, что радикальные экономические реформы могут быть успешными только в том случае, если они совершаются под надежным щитом сильной авторитарной власти. В то время, когда общество было заряжено идеей демократии, многие восприняли это как своего рода эпатаж.
Такая постановка вопроса для меня и моего окружения не была неким откровением. Мы отнюдь не были простаками, чтобы не понимать, что нельзя проводить сколько-нибудь существенные преобразования, не имея в руках рычагов власти, способности преодолеть неизбежное противодействие задуманным реформам. Этот вопрос основательно обсуждался еще в канун XIX общепартийной конференции КПСС. И расчет тогда был сделан на то, что «щит», необходимый для реализации реформаторских замыслов, будет обеспечен постепенным переходом власти из рук партийного в руки выборного государственного руководства, фигурально выражаясь — со Старой площади в Кремль.
Опять-таки мы отдавали себе отчет, что власть — это не предмет, который можно передать из рук в руки. Важно не потерять ее в дороге, где-нибудь в районе ГУМа или Министерства финансов. Трансформация власти — это сложнейший общественный процесс, сопряженный с неизбежным сопротивлением тех, кому пришлось с ней расстаться, и требующий определенной готовности новых сил, принимающих на себя ответственность за управление страной. Невооруженным глазом было видно, что Советы не готовы в полном объеме выполнять функции полновластия. У них нет для этого необходимой структуры, достаточного числа профессионально подготовленных кадров, опыта. А главное — уверенности, что именно за ними остается отныне последнее слово, не нужно бегать и спрашивать согласия на каждый шаг в райком или обком партии. Короче, нужно было время, и немалое, для «вхождения во власть».
Конечно, вопросы такого рода решаются иначе в условиях насильственных революций. Там не до маневров — разогнали старое правительство, на другой день заседает новое, пусть даже не имея никаких навыков, необходимых знаний. Но ведь в том-то и дело, что мы видели в перестройке не насильственную революцию, а мирный процесс реформ, исключающий катаклизмы и связанные с ним разрушения производительных сил общества, бедствия и страдания людей. Требуется величайшее искусство, чтобы оптимально выбрать момент передачи власти. Сделать это только тогда, когда она будет использована свободно избранными представителями народа для углубления демократизации, продолжения реформ, направленных на создание правового государства, социально ориентированной рыночной экономики и т.д.
К величайшему сожалению, нам не удалось завершить эту решающую операцию в оптимальный момент.
А теперь постараюсь воспроизвести ход событий. В принципиальном плане решение об отказе КПСС от монопольного положения со всеми вытекающими отсюда последствиями (многопартийная система, допуск политической оппозиции и др.) было принято еще XIX общепартийной конференцией. Но если другие элементы политической реформы, прежде всего свободные выборы и создание парламента, предполагалось осуществить без промедления, то переход к многопартийности «планировался» как следующий этап реформы. Его не собирались откладывать в долгий ящик, но и торопиться намерения не было. Мы провели много часов в дискуссиях на эту тему, и все принимавшие в них участие сходились на том, что партия должна оставаться гарантом стабильности до тех пор, пока новая политическая структура не заработает достаточно эффективно. Сроки при этом, естественно, не назывались, а в размышлениях, прикидках считалось, что протянется не менее двух-трех лет, прежде чем окрепнет парламент и сложатся нормальные условия для формирования многопартийной системы.
Хочу привлечь внимание читателей к тому, что в то время никто еще не осмеливался бросать прямой вызов партийному руководству обществом. Самые отчаянные «бунтари» рассуждали об идейном и политическом плюрализме с обязательной оговоркой об «авангардной роли КПСС». Таким образом, партия по собственной инициативе отказалась от бесконтрольного владения властью и изъявила готовность бороться за нее на общих основаниях с другими политическими организациями и движениями. Вряд ли нужно доказывать, что это был момент огромного переломного значения, ознаменовавший разрыв с большевизмом. Причем добровольное «отречение от власти» было делом не только генсека и узкого руководящего коллектива в лице Политбюро, но получило официальное одобрение высших представительных органов КПСС — сначала конференции, а затем и съезда. А вот выдержать более или менее рациональный темп на этом участке реформы не удалось.
Кампания за отмену 6-й статьи была, в сущности, первой крупной политической акцией нарождавшейся оппозиции. Шла она под лозунгом немедленной отмены статьи 6 Конституции СССР 1977 года, звучавшей так:
«Руководящей и направляющей силой советского общества, ядром его политической системы, государственных и общественных организаций является Коммунистическая партия Советского Союза. КПСС существует для народа и служит народу.
Вооруженная марксистско-ленинским учением, Коммунистическая партия определяет генеральную перспективу развития общества, линию внутренней и внешней политики СССР, руководит великой созидательной деятельностью советского народа, придает планомерный, научно обоснованный характер его борьбе за победу коммунизма.
Все партийные организации действуют в рамках Конституции СССР».
Обладая к тому времени полностью или частично рядом печатных изданий, используя возможности своих приверженцев на радио и телевидении, радикалы добились того, что это требование стало рассматриваться широким общественным мнением как главное условие развития по пути перестройки. И наоборот — всякое противодействие исполнению этого требования, какими бы аргументами оно ни обосновывалось, объявлялось с порога ретроградством, потугами партократов сохранить свое господство над страной, помешать демократизации государства. Конечно, в этом была большая доля правды. Но подобная максималистская постановка вопроса резко сократила, пока вовсе не свела на нет возможность плавного перехода от одной политической системы к другой.
Поначалу еще можно было как-то урезонивать тех, кто требовал немедленной отмены статьи 6, говоря им, что партия сама встала на этот путь, уже приняла официальное решение, возврата к старому быть не может, нужно, однако, подготовить Советы к выполнению во многом новых для них функций и т.д. Но по мере того как в обществе раскалялось подогреваемое печатью «революционное нетерпение», эти доводы все меньше слушали. А затем с подачи агитаторов, направленных в шахтерские районы (по опыту большевиков в борьбе с царским режимом), забастовщики начали добавлять к экономическим требованиям и политические, начиная все с той же 6-й статьи Конституции.
В стратегическом плане активная позиция радикальных демократов и поднятая ими общественная волна за идейный и политический плюрализм, многопартийность соответствовали замыслу перестройки. Но чрезмерная агрессивность, стремление «пришпорить» события угрожали перевести ее из русла контролируемых перемен в русло жесткой конфронтации. Этому я, естественно, не мог сочувствовать.
Помню, у нас было долгое и бурное обсуждение этого вопроса на Политбюро накануне июньского Пленума ЦК 1989 года. Дебатировался, в частности, вопрос: пойти на отмену статьи 6 или согласиться лишь на ее корректировку? Никто тогда в нашем «верховном синклите» не рисковал выступать с радикальных позиций. Сошлись на необходимости внести изменения, а вот вокруг формулы этих изменений спор был достаточно острый. Уже обозначившаяся консервативная группа (Лигачев, Никонов, Щербицкий) высказывалась за поправки косметического характера, не затрагивающие исключительного положения КПСС в нашей политической системе. Активные сторонники реформ ( Медведев, Шеварднадзе, Яковлев) им возражали — не столько по существу, сколько ссылаясь на «непроходимость» данного варианта. Ну а те, кого можно было отнести к центристам в Политбюро (Рыжков, Воротников, Слюньков, Чебриков), предлагали формулировки, рассчитанные на «проходимость» при сохранении за партией того, что мы связывали с понятием «политического авангарда».
Перебирая в памяти вносившиеся тогда предложения, нельзя не прийти к выводу, что все это были паллиативы, не решавшие проблемы. Любая корректировка статьи 6 не создавала конституционных гарантий для формирования многопартийности, не меняла прежнего политического порядка. На основе этих корректировок могли у нас появиться разве что такие же «вторичные» несамостоятельные партии, как в ГДР, Чехословакии, Польше, Китае, где они действовали в качестве дополнительных к профсоюзам и комсомолу «приводных ремней» и входили в состав руководимых коммунистами народных или национальных фронтов.
До Третьего съезда народных депутатов СССР этот вопрос практически постоянно присутствовал в ходе всех дебатов на партийных форумах. В марте 1990 года Пленум ЦК решил в качестве законодательной инициативы внести на съезд предложения по статям 6 и 7 Конституции. Значение происшедшего, пожалуй, лучше всех выразил в своем выступлении Фролов: «То, о чем мы сейчас говорим, лишь формально обозначается как изменение 6-й и 7-й статей Конституции страны. На самом же деле (и это еще раз говорит в пользу того, почему это нужно было сделать на завершающих этапах политической реформы) это же, товарищи, в буквальном смысле переворот, завершение, полное завершение изменения политической системы».
11 — 14 — 16 марта с двумя перерывами состоялся Пленум ЦК.
Характерно, что и на Пленуме ЦК, как и на Съезде народных депутатов, не было сколько-нибудь серьезной дискуссии по этому вопросу: сформулированная нами поправка по статье 6 более или менее устраивала всех, была на тот момент подходящим компромиссом.
Но не менее важным было и то, что в связке со статьей 6 оказались другие разделы Конституции, в которые вносилось положение об учреждении поста президента.
Были, правда, перед самым голосованием предприняты попытки убрать из текста упоминание о Компартии, но они не прошли. И 6-ю статью приняли в следующей редакции: «Коммунистическая партия Советского Союза, другие политические партии, а также профсоюзные, молодежные, иные общественные организации и массовые движения через своих представителей, избранных в Советы народных депутатов, и в других формах участвуют в выработке политики Советского государства, в управлении государственными и общественными делами».
Как видно, законодатель вполголоса признает возможность создания других политических партий и в то же время еще не решается не выделить Коммунистическую. В полном смысле слова половинчатое решение, но от этого не менее революционное.
Источник: https://www.gorby.ru/gorbachev/zhizn_i_reformy1/page_17/#4
======================
Материалы Пленума Центрального Комитета КПСС, 5–7 февраля 1990 г. — М., 1990.
https://www.facebook.com/groups/152590274823249/permalink/1646416518773943/
Данный файл состоит из двух частей:
1) Книга «Материалы Пленума Центрального Комитета КПСС, 5–7 февраля 1990 г.» (Политиздат, 1990)
2) Не включённая в книгу часть стенографического отчёта о Пленуме, опубликованная на страницах 41–115 журнала «Известия ЦК КПСС» № 3 за 1990 год (Издательство «Правда»).
Повестка дня Пленума:
О проекте платформы ЦК КПСС к XXVIII съезду партии.
Аннотация Романа Синельникова:
Рекордное по объёму (по крайней мере за период перестройки) издание такого рода. Стенографический отчёт Пленума свидетельствует о резком обострении идеологических разногласий в партии в преддверии XXVIII съезда КПСС и демонстрирует стремление Генерального секретаря ЦК КПСС удержаться на центристских позициях.
Кстати, насколько я помню, это первый раз, когда о дате Пленума ЦК КПСС было широко (по крайней мере в некоторых газетах, например, в «МК») объявлено до его открытия.
Об издании: 5 февраля 1990 года начал работу очередной Пленум Центрального Комитета КПСС. На рассмотрение Пленума внесен следующий вопрос: «О проекте платформы ЦК КПСС к XXVIII съезду партии». С докладом по этому вопросу на Пленуме выступил Генеральный секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачев. В работе Пленума принимают участие первые секретари ЦК компартий союзных республик, крайкомов, обкомов и окружкомов партии, Председатели Президиумов Верховных Советов и Председатели Советов Министров союзных республик, не входящие в состав центральных органов КПСС, группа первых секретарей горкомов, райкомов партии, секретарей парткомов крупных первичных партийных организаций, а также руководители министерств, центральных ведомств, творческих союзов и организаций, ученые, представители Вооруженных Сил СССР, средств массовой информации, шахтеры некоторых угольных бассейнов страны.
==========================
Выступление А.Н. Яковлева на февральском (1990 г.) Пленуме ЦК КПСС
06.02.1990
Товарищи! Эдуард Амвросиевич уже дал оценку событий в Восточной Европе. Я согласен с этим анализом.
Едва ли можно оставаться равнодушным к тому, что происходит в этих странах. Члены ЦК, послы в этих странах хорошо знают сложность обстановки. Информация по партии разослана, вторая лежит, в ближайшее время будет направлена в партийные организации.
Процессы там разные и результаты разные, но закономерность одна: чем глубже кризис в той или иной стране, тем тяжелее оказываются последствия. Значит, преобразования серьезно запаздывали. А тревожные сигналы были — и в 1953-м, и в 1956-м, и в 1968-м, и в 1980-х годах1. Особенно сложен германский вопрос. Это для нас вопрос глубоких размышлений по многим причинам. И сейчас идет очень активная политико-дипломатическая работа по германским делам.
Но тут возникает другой вопрос — о нашей реакции. Он не раз стоял на Политбюро, сейчас еще рано делать окончательные выводы.
И все же, товарищи, если мы у себя провозглашаем принципы свободы и демократии, то как же можно отказывать в этом другим!
Если хотим, чтобы наши республики были свободными и самостоятельными, то с той же логикой надо подходить и к другим странам.
Если еще в 1985 году мы провозгласили свободу социального выбора, то бессмысленно изобретать сегодня некие магические рецепты остановки событий в этих регионах, да это и невозможно, и не нужно.
Повторяю, не все еще ясно. Надо внимательно смотреть за событиями, особенно с точки зрения безопасности нашей страны. Здесь вопрос очевиден. Это первое.
Второе. О платформе2. Время сжато до предела. Перестройка фактически выросла из противоречий, в которые было зажато советское общество. Противоречий в общественных отношениях. Их разрешение возможно было либо на путях социального взрыва, либо через всеохватные радикальные перемены.
История фактически подарила нам шанс на мирную созидательную революцию. Политическая суть момента — сумеем ли мы этот шанс использовать. А это зависит от нас, от решений, которые мы примем в эти февральские дни 1990 года.
Но и в этом случае разрешение противоречий не может быть безболезненным, идти без издержек, без ошибок, без перехлестов. Все это мы видим сейчас в достатке, если не сказать в изобилии. И сколь бы ни было это прискорбно, даже трагично, мы обязаны отдавать себе отчет в том, что в переходный период это столь же естественно, как температура и боль при болезни, хотя, конечно, созерцательность врача тут недопустима и вредна.
Вот почему столь остро сегодня стоит вопрос о партии, которая, будучи обновленной, сумеет, я уверен, обеспечить народный консенсус.
Третье. Я поддерживаю проект платформы. Если внимательно вчитаться в него — это серьезное продвижение в понимании принципов и норм нашего социалистического общежития. На самом деле по-новому поставлены вопросы о свободе человека, свободе творчества и слова, о собственности и товарно-денежных отношениях, рынке, новых производственных отношениях на селе и социальном переустройстве деревни как приоритете политики на ближайшие годы, о трудовой собственности, политическом плюрализме, новом понимании роли партии в обществе, изменении всех структур власти, о проблемах самоуправления. Я поддерживаю эти предложения.
Все перечисленное и многое другое еще вчера считалось злоумышленным отвинчиванием гаек на дороге социализма, а сегодня оно — в платформе ЦК партии, практически входит в жизнь, потребует от нас качественных изменений в работе. Все это будет очень трудно и болезненно входить в сознание, будет нервировать и будоражить, ибо интересы у людей разные и надежды у них разные. А главное, потребуется высочайшая компетентность, ибо только знание избавляет человека от предвзятостей, а вот незнание — от ответственности.
Здесь говорилось, что проект платформы делали одновременно как бы правая и левая руки. Я бы поставил это не в минус, а в плюс документу. В нем нащупана та политическая равнодействующая, на которой возможно создание здорового политического центра партии, заложены возможности для взаимного согласия и сотрудничества всех сил внутри КПСС, а также со всеми перестроечными силами и движениями в обществе.
Четвертое. Перестройке сейчас очень трудно. Второй день речь идет именно об этом. И сама она противоречива.
Провозгласив и начав радикальные реформы в экономике, политике, во всем образе жизни народа и партии, она попала под огонь критики справа и слева. Для правых она недопустимо революционна, для левых — невыносимо консервативна и медлительна.
Перестройка сформулировала теоретические концепции прорывного характера — и натолкнулась на живучесть догматических настроений, на доперестроечный идеологический фундаментализм.
Она призывает к преодолению вскормленного гражданской пассивностью взаимного отчуждения — и натыкается на новые волны людского ожесточения.
Она провозгласила необходимость новой нравственности, норм достоинства, чести, порядочности — а на поверхность выплеснулись аморальность, эпигонство, злобность, эгоизм.
Все это находит свое отражение в платформе. Но, голосуя сегодня за выход с предлагаемой платформой на XXVIII съезд, надо в уме записать, что ее содержание не максимум, а минимум, ниже которого нельзя опуститься. Иначе будет плохо.
Пятое. Считал бы целесообразным поддержать предложения об укреплении высшей власти в стране. Или, как иногда говорят, идею президентства, встроенного в политическую систему.
Причин для такого шага более чем достаточно. И дело не только в поддержании законности и порядка, государственной и общей дисциплины в стране, хотя это является сегодня очень актуальным. Весь мировой опыт показывает: есть всегда специфическая сфера наиболее острых и неотложных проблем внутренней и внешней политики, носящих подчас кризисный характер. Есть дела, требующие инициативы и необходимости быстрого и широкого маневра. В этом и состоит суть оперативного политического управления, которое по своим функциям, задачам, формам отличается от того, чем призван заниматься Съезд народных депутатов, Верховный Совет, правительство СССР.
Повторяю, потребность в такой организации высшей власти я лично вижу не только в сегодняшних, а скорее в грядущих наших нуждах, в требованиях нормальной жизни и нормальной, не кризисной организации политического процесса.
Шестое. Хотел бы высказаться и по такому вопросу. Нам как воздух нужны реализм, трезвость оценок, полная правда во всем. Но я не разделяю настроений паники в характеристике происходящих в обществе и партии процессов. Паника — всегда предвестник беспорядочного бегства и поражения, только в мирной жизни в этом сложнее разобраться, чем бывало на фронте. Как бы нам не нагнать страху на самих себя, что может привести к параличу в действиях. Опасна, конечно, политическая слепота. Но не менее опасны нагнетание и мистификация кошмаров. Бывает кризис перед катастрофой, но наш кризис иной. Он сродни родовым схваткам нового. Слов нет, он труден, мучителен, болезнен. При всей серьезности положения, при всем грузе проблем экономики, межнациональных отношений и других я не разделяю мнения, будто общество или партия стоят сейчас перед перспективой катастрофического кризиса. Но он возникнет, если мы сами будем опаздывать, ограничиваться половинчатыми решениями, колебаться или, упаси господи, дрогнем.
Седьмое. Но в этих сложных условиях нам надо больше товарищества, понимания и взаимоуважения. И вообще, не кажется ли вам, дорогие товарищи, что на наших последних Пленумах наряду со всесторонним анализом обсуждаемых вопросов появились какая-то крикливость, подозрительность?
Хотел бы в этой связи выразить свое несогласие и с содержанием, и с тональностью выступления товарища Бровикова3. Не понял я вас, Владимир Игнатьевич! Я вас давно знаю. То есть понял, но это меня как раз и огорчает. Вы хорошо ориентируетесь в делах международных, но вот так, походя, намеками и мазками, на эмоциях, а не на аргументах, по существу перечеркиваете все то, что сделано на международной арене Центральным Комитетом и его Политбюро. Вы знаете по Польше как член ЦК, сколь трудны идущие сейчас процессы.
Конечно, едва ли целесообразно говорить о внешнеполитических результатах перестройки только в восхитительных, некритических тонах. Но то, что произошел огромный скачок к мирному будущему всего человечества, это — факт, признанный во всем мире. И видеть в нем чьи-то амбициозные притязания, согласитесь, несправедливо, а слышать — по-человечески обидно.
Если мы сейчас начнем делить партию по признаку: кто истинный, правоверный сторонник подлинного социализма, а кто якобы хочет этот социализм извести, — исход очевиден. «Охота за черепами», поиски или искусственное создание «врагов» никогда не вели ни к чему хорошему.
Специфика момента в том, что перестройка, ее духовные и политические результаты ускорили процесс распада всего отжившего. Но наши медлительность, раскачка, просчеты вкупе с усилиями инерционных сил затормозили создание нового. Этот разрыв и предстоит ускоренно преодолевать. С наведением порядка, с опорой на законность, но и с форсированным введением в жизнь нового и революционного.
Помогут ли нам в таком конструктивном созидании открытия новых фронтов — будь то с интеллигенцией, рабочим классом, крестьянством или друг с другом, когда уже не раз доказано: корень проблемы в системе сложившихся отношений?
XXVIII съезд должен стать съездом сплочения и рывка вперед на базе перестройки, а не съездом раскола; съездом революционного преодоления накопившихся, чреватых взрывом противоречий.
Проект платформы открывает нам такую возможность, возможность демократического согласия на демократической основе, а не разброда. Не упустить бы, дорогие товарищи, эту возможность. Вот в чем сейчас главный политический вопрос.
ГА РФ. Ф. 10063. Оп. 1. Д. 292. Вырезка из газеты «Правда». 6 февраля 1990 г.
https://alexanderyakovlev.org/fond/issues-doc/1024049
======================================
ПЛЕНУМ В ПОИСКАХ РАВНОВЕСИЯ
Журнал "Коммерсантъ Власть" №6 от 12.02.1990
7 февраля закончился пленум ЦК КПСС. Отказ от прежней формулировки 6 статьи, изменение отношения к многопартийности - по меркам декабря 1989 года все эти решения беспрецедентны. Однако достаточны ли они, чтобы справиться с февральским кризисом 1990 года? Мы публикуем комментарий парламентского обозревателя "Ъ" Максима Соколова.
Февральский пленум формально являлся продолжением декабрьского, прерванного
для изучения литовской коллизии на месте. За прошедшие полтора месяца КПСС
понесла ряд тяжелых поражений - на призывы одуматься литовцы ответили
твердым "нет", на грани небытия оказалась компартия Азербайджана, выражение
тотального недоверия Тюменскому, Волгоградскому, Черниговскому обкомам КПСС
грозит "эффектом домино", 4 февраля в Москве прошла невиданная по
численности демонстрация в поддержку демократических преобразований...
Власть подошла к, может быть, самому серьезному кризису за все семьдесят
два года своего существования. И в этом смысле Пленум носил переломный
характер: до последнего времени партия решала, какой быть стране в
соответствии с партийными представлениями, теперь же впервые рассматривался
вопрос - какой быть самой партии в соответствиями с представлениями страны
о ней.
И в политической борьбе, и в военной кампании бывают моменты, когда нужно
решать, что делать дальше: надеяться на чудесный перелом в ходе кампании
или искать путей к почетному миру. "Дискуссии не носили характер дружеских
объятий, иногда они выходили за рамки... как бы помягче сказать...", -
признал на пресс-конференции секретарь ЦК А. Н. Яковлев, Трудно и ожидать
другого, когда сталкиваются две диаметрально противоположные позиции -
"враг будет разбит, победа будет за нами" и "завтра условия мирного
договора будут еще тяжелее".
Сторонники первой позиции жаловались на то, что партия стала объектом
несправедливой критики. Похоже, что они не уловили главного: дела КПСС
стали совсем неважными именно потому, что критика кончилась. Еще в декабре
к партии обращались с униженной мольбой - "когда же ВЫ примете жизненно
необходимые для страны решения?!". Февральский митинг подвел черту под
традицией подавать челобитные и заговорил с КПСС властным языком - "если вы
хотите вместе с НАМИ строить новую, свободную Россию - вот вам наша рука,
если нет - суди вас Бог". Вместо критики - вежливое приглашение не упустить
своего последнего шанса.
Легкомысленно было бы считать все это одним митинговым красноречием. То,
что центр оказывается во все более глухой политической изоляции, показывает
последняя попытка контактов между участниками закавказского конфликта. Она
была предпринята в Риге под эгидой Балтийской парламентской группы - Москва
осталась в стороне от этих переговоров. Это очень серьезный знак:
центральная власть лишается роли арбитра, беспристрастной третьей силы, а
это уже утрата самой первичной функции власти, переход на роль аутсайдера.
На Пленуме тем, кто так и не осознал этой жесткой сегодняшней реалии,
противостояла холодная трезвость исходивших из того, что произошло
необратимое и задача партии - выжить в кардинально изменившемся мире.
Похоже, что сторонники и той, и другой позиции оказались в меньшинстве.
Большинство собрания понимало, что, с одной стороны, никакого "чуда" не
будет, с другой - было внутренне не готово пойти на почетную капитуляцию,
Поэтому решения пленума носят на себе печать компромисса. Продолжая
сравнения с военной кампанией, можно сказать, что было избрано "эластичное
сокращение линии фронта" - отказаться от того, что уже и так потеряно (6
статья, однопартийность), и попытаться выиграть время, отойдя на заранее
подготовленные позиции.
Ответы на кардинальные вопросы сегодняшнего дня были сформулированы на
основе компромисса, то есть чрезвычайно широко.
"Новые партии могут быть сформированы, если они стоят на социалистических
позициях". Не вполне ясно, как определить, что такое социалистическая
позиция. "Допускается частная собственность, если при этом не присваивается
чужой труд". Вопрос о собственности также переносится из сферы правовой в
сферу политэкономическую, то есть идеологическую. Отсюда простор для самых
различных толкований в зависимости от показаний политического барометра.
Уступки, безусловно, были сделаны, и уступки серьезные. Но вопрос о том,
сумеют ли они уравновесить политический рынок, остается открытым.
Источник: https://www.kommersant.ru/doc/265872
========================
Приглашаю всех в группы «ПЕРЕСТРОЙКА - эпоха перемен»
«Фейсбук»:
https://www.facebook.com/groups/152590274823249/
«В контакте»:
http://vk.com/club3433647
=============================
