Именно сегодня немцы отмечают День германского единства. В ФРГ это нерабочий день.
Объединение страны, искусственно разделённой после 2-й мировой войны странами-победительницами, произошло благодаря освободительной Перестройке Горбачева. Ещё задолго до этого многие восточные немцы, не дожидаясь, пока политики договорятся, начали прокладывать себе дорогу на Запад самостоятельно. Бегство стало особенно массовым, когда Венгрия убрала со своих границ с Австрией колючую проволоку. 9 ноября в 1989 году не без содействия Горбачёва перестала существовать Берлинская стена, 28 лет служившая символом разъединения Германии и всей Европы.
После этого до политического объединения двух стран оставались считанные месяцы.
18 мая 1990 года в Бонне был подписан Государственный договор между ФРГ и ГДР о создании экономического, валютного и социального союза; 1 июля договор вступил в силу. 23 августа Народная палата ГДР приняла решение о вступлении пяти новых земель ГДР в состав ФРГ. 31 августа в Восточном Берлине был подписан германо-германский договор об объединении страны.
12 сентября в Москве заключён «Договор об окончательном урегулировании в отношении Германии», подписанный главами внешнеполитических ведомств ФРГ, ГДР, СССР, США, Франции и Великобритании. Одним из условий объединения было включение в конституцию ФРГ положения о том, что после 1990 года все части Германии объединены и подписание договора с Польшей об окончательном признании границы между двумя государствами.
Наконец 3 октября объединение Германии было завершено. Сегодня эта дата отмечается как День германского единства.
===========
Павел Палажченко:
«Германские темы».
В начале декабря 1989 года, меньше чем через месяц после того, как стена перестала существовать, Горбачев и Буш встречались на Мальте. Записи их бесед опубликованы, пересказывать здесь не буду. Главным было то, что две сверхдержавы уже фактически не считали друг друга врагами. Во всяком случае, на уровне двух президентов. Буш дал понять, что понимает, какие «неудобства» создают для Горбачева бурные события в Германии. «Я не буду плясать на стене», - сказал он, и в общем надо признать, что последующая его политика этой фразе соответствовала: американцы не устроили из германского объединения пропагандистский шабаш.
Сам темп начавшегося процесса был неожиданностью для всех, и для американцев в том числе. Но они раньше всех определили свое отношение к нему. Поезд объединения с каждым днем набирал скорость, и ни в какой момент у них не возникало мысли его притормозить. Другое дело союзники – Франция, Великобритания, Италия. Вряд ли их позиция определялась «незаживающими ранами войны», но неизбежное усиление Германии после объединения их не радовало.
Особенно это проявлялось у Тэтчер. В декабре 1989 года с ней встречался Шеварднадзе, на несколько часов заехавший в Лондон после выступления в Брюсселе и первого в истории посещения советским министром штаб-квартиры НАТО. Тэтчер не скрывала беспокойства. Пожалуй, впервые я видел ее растерянной, не имевшей наготове ответа на любой вопрос. Во время беседы ее помощник принес записку. Тэтчер прочитала ее вслух: правительство ГДР приняло решение открыть дополнительные проходы через границу с ФРГ. Повисла пауза. Тэтчер внимательно и с явной тревогой посмотрела на Шеварднадзе. Тот молчал. В последующем разговоре Тэтчер несколько раз говорила об опасности «нестабильности в Европе», но ничего конкретного не предлагала. По существу, она вольно или невольно подогревала наши тревоги и опасения, а они были, и было бы странно, если бы их не было.
Раны войны зарубцевались, но память о ней не исчезла. Хотя мне кажется, что среди рядовых граждан, относившихся к «соцлагерю» и «геополитике» довольно равнодушно, а то и с раздражением, опасений было меньше, чем среди советского «истеблишмента». Проводились даже закрытые опросы, которые это вроде бы подтверждали. Но начальство и рядовые сотрудники ведомств, в том числе МИДа, были встревожены не на шутку. Особенно меня поражали наши германисты, в том числе мои сверстники. Вопреки очевидному они говорили, что ГДР прекрасная страна, которую обязательно нужно удержать. Даже в откровенных разговорах они повторяли пропагандистские штампы об угрозе возрождения германского фашизма, и я не сомневаюсь, что все это шло и наверх.
К нашим германистам вообще много претензий. Казалось бы, уже в конце 40-х - начале 50-х годов, после сталинской блокады Западного Берлина и первых рабочих протестов в ГДР, было ясно, что возникшая после войны конструкция нежизнеспособна, для нас обременительна, и нужен принципиальный поворот, может быть в духе решения, которое позволило нам спокойно уйти из Австрии в 1955 году. Но ничего подобного никто не решался предложить. Наверное, это можно понять. Но зачем было тешить себя иллюзиями относительно ГДР?
Шеварднадзе рассказывал мне, как в 1986 году он разговаривал с Ю.А. Квицинским, только что назначенным послом в ФРГ. Спросил его, может ли в обозримой перспективе заработать «национальный фактор» и возникнуть вопрос об объединении Германии. Квицинский ответил отрицательно: за сорок лет разделения слишком многое изменилось и народы ГДР и ФРГ по существу превратились в две разные нации. Верил ли он в это или хотел верить – трудно сказать. Квицинский был яркой личностью и выдающимся дипломатом. Я хорошо знал его по переговорам о ракетах средней дальности в 1981-1983 гг. О Германии там речи не было, но пару раз в частных разговорах тема стены все-таки возникала. Однажды Юлий Александрович, явно раздраженный тем, что ее вскользь упомянул глава американской делегации, сказал: «Говорите что хотите, но на обозримый период другого способа поддержания стабильности в Европе просто нет».
Другой гуру нашей германистики, Валентин Фалин, впоследствии резко критиковал занятую Горбачевым позицию военного невмешательства в события в ГДР. Достаточно было вывести на улицы наши танки, говорил он, и демонстранты разошлись бы по домам. Правда, в обсуждениях, которые велись в политбюро и в узком кругу в 1989-1990 гг., он, судя по записям и по воспоминаниям А.С. Черняева, этого не предлагал.
В конечном счете все зависело от позиции первого лица. Это был, слава богу, Горбачев. Он сразу определился: войска должны оставаться в казармах. И все политбюро – в том числе Лигачев, Рыжков и другие – эту позицию поддержало. По убеждению или по принципу партийной дисциплины – трудно сказать. Если бы генсек занял другую позицию, все могло бы обернуться иначе.
Началась эпопея с переговорами «2+4». Я непосредственно в ней участвовал, и мне особенно странно слышать схоластические споры о том, что было бы, если бы формула была иной, с перестановкой слагаемых – «4+2». Помню, как один французский историк говорил мне, что в этом случае четыре державы-победительницы во второй мировой войне могли бы «навязать немцам свои условия». Мол, именно этого хотел Миттеран. Это, конечно, чушь.
Запад первоначально действительно предлагал «4+2», но – «для обсуждения вопроса о прекращении прав держав-победительниц в Германии», что выглядело бы для СССР довольно унизительно. Возможно, англичане и французы были бы не против, если бы Советский Союз уперся, начались бы препирательства, и это затормозило бы процесс объединения. (Об этом, кстати, пишет М.С. Горбачев в своей недавней статье: «Думаю, европейские члены НАТО были не прочь затормозить процесс объединения руками Горбачева». Но далее добавляет, что в конечном счете все «участники этого сложного дипломатического процесса проявили и дальновидность, и смелость, и высокую ответственность»).
Чтобы все привести к общему знаменателю, потребовалась серьезная дипломатия. В начале февраля 1990 года в Оттаве на совещании министров иностранных дел по «открытому небу» прошел интенсивный раунд переговоров с участием Шеварднадзе, Геншера и Бейкера. Честно говоря, проблема «открытого неба», сама по себе важная, мало кого волновала на фоне германских дел. На беседе Шеварднадзе с Геншером я не присутствовал, она длилась довольно долго, и было не ясно, удастся ли найти формулировку, которая бы нас устраивала. Наконец, из переговорной комнаты вышел Шеварднадзе, по выражению его лица я ничего не понял, и мы сразу пошли на беседу с Бейкером, который тоже терпеливо ждал.
Оказалось, что министры согласовали формулу: «механизм 2+4 для обсуждения внешних аспектов строительства германского единства». Для нас это должно было быть более приемлемо, чем первый вариант – все-таки имелся в виду процесс, в том числе закрепление границ, обсуждение военных и прочих аспектов (что, кстати, и произошло), а не просто констатация факта прекращения прав четырех держав. Бейкер почти сразу согласился, и после короткого обсуждения Шеварднадзе попросил паузу и послал меня в посольство писать телеграмму в Москву. Помощник министра Сергей Тарасенко заметил, что главное – чтобы телеграмму как можно скорее положили на стол Горбачеву. С этим все оказалось в порядке – Черняев ждал новостей и сразу поддержал формулу, Горбачев согласился и через пару часов у нас был положительный ответ из Москвы.
Переговоры «2+4» шли нелегко. Причины были разные, в том числе абсолютное нежелание нового правительства ГДР что-либо предлагать и попытки московских германистов привносить в них не относящиеся к делу вопросы. Но главное – процесс объединения шел с таким ускорением, что успеть за ним было непросто. О многом пришлось договариваться на ходу и вне механизма «2+4». Но «выбить» удалось немало. ФРГ согласилась сократить численность войск объединенной Германии практически наполовину, а территория бывшей ГДР, как это подчеркнул на конференции в Берлине бывший помощник канцлера Коля Хорст Тельчик, получила по сути особый статус в рамках НАТО (неразмещение ядерного оружия и, на время переходного периода, отказ от создания новой инфраструктуры и иностранных войск – де-факто это продолжается и сейчас).
Мне кажется, важно было то, что в ходе переговоров наша страна переосмыслила свои национальные интересы в германском вопросе. Об этом мне однажды сказал в откровенном разговоре Э.А. Шеварднадзе. «Что отвечает нашим интересам – чтобы было два германских государства или чтобы Германия сокращала войска и военные базы?» Было ясно, к какому выводу он пришел.
В 1989 году в ФРГ было около 300 000 американских военнослужащих. Сейчас – менее 40 тысяч.
https://m.facebook.com/story.php?story_fbid=2532152696904657&id=100003298555447
========
Приглашаю всех в группы «ПЕРЕСТРОЙКА - эпоха перемен»
«Фейсбук»:
https://www.facebook.com/groups/152590274823249/
«В контакте»:
http://vk.com/club3433647
==================
Памятник «Отцы объединения» возле здания издательства Аксель-Шпрингер в Берлине.
Кичигин Георгий Петрович
Воссоединение Германии. 1990 год. триптих.
